Ворон. Кочевые дороги - Виктор Дубровский Страница 10

— Сегодня суббота, отдыхают многие. А так здесь пусто обычно, — сказала она, — а вы что не раздеваетесь? Давайте на ты, а то меня это "вы" напрягает.

— Давай, — с легкостью согласился я, радуясь такому резкому потеплению отношений. — Я не раздеваюсь, потому что плавки с собой не взял, — честно соврал я, потому что они на мне были, а вот светить своими белыми телесами и дряблым животом совершенно не хотелось. Однако я снял кроссовки и носки, закатал джинсы по колено и начал охлаждать ступни в воде. Бесполезно — вода теплая. Ирина забралась в воду и поплыла вдаль, куда-то поперек реки, но быстро вернулась и выбралась на берег. Афродита, промычал я мысленно, белопенная, из вод речных! Но потупил взор и сосредоточился на желтеньких цветочках.

— Зря ты не купаешься, вода великолепная. А теперь никто не сплавает и не принесет мне цветов, — сказала она, лукаво посмотрев на меня и показывая на белеющие вдалеке водяные лилии.

— Какая жалость, — ответил я, натянуто улыбаясь.

Щазз, все брошу. Нет, ну вы посмотрите. Не успели перейти на ты, как тут же на мне начинают пробовать разных женских хитростей. Если женская душа потемки, то подобные ходы прозрачны, как воды в реке. Сей момент с меня делали тест, с какой резвостью я буду таскать тапочки, выносить мусор и делать тому подобные глупости. Да-да. Именно с этого всё и начинается. Но, если девушка делает робкие попытки кокетничать, то не все потеряно! Сделав такие, далеко идущие выводы, я сказал Ирине:

— Твоя красота меня сразила наповал, — я стал демонстративно и бессовестно разглядывать её, — ради тебя я готов броситься немедленно за лилиями одетым, но члены мои ослабели от восхищения тобой, поэтому я боюсь, что я не доплыву.

— Перевелись джентльмены на Руси, — посетовала Ирина, закрываясь полотенцем.

— Их на Руси отродясь не было, — возразил я, — джентльменством, как гендерным поведением, мужчины маскировали стремление удержать женщину в рамках трех К, и, в основном, в туманном Альбионе.

— Это как же? — спросила Ирина, — Интересная точка зрения.

— Абныкнавенна. Джентльмены сами создали культ хрупкой и беззащитной женщины, которую нужно оберегать от сурового и полного ужасов мира. Это лучше всего делать в тёплом, хорошо проветриваемом помещении, в обществе детей и сковородок. Раз в неделю выпускать на выгул в церковь. Всё остальное про джентльменское поведение — мифы и сказки.

— Ты какой-то неромантичный, — надулась Ирина, — у тебя есть что-нибудь святое?

— Есть. Послеобеденный сон, — ответил я, понимая, что хотела сказать Ирина, — Кстати. Пойду-ка я в дом, вздремну часок, а то сегодняшний день меня утомил.

— Я тоже пойду, — холодно произнесла она. — Мне надо к Афанасьевне зайти, да бумаги семейные разобрать.

Она кликнула дочь. Аня вылезла из воды, заранее приготовив жалостливую мордашку:

— Ну, мам, я ещё немного покупаюсь!

— Успокойся, я тебя никуда не тащу. Купайся. Я пошла к тёте Маше, к соседке. Ты долго не сиди здесь, и не забудь покрывало, когда будешь уходить.

— Хорошо мамочка! — подвизгивая, Аня умчалась в воду.

Мы начали подниматься по тропинке в горку, к калитке в своей ограде, а Ирина демонстративно держалась от меня поодаль. Хрен поймешь этих деревенских. Ирина пошла к соседке, а я отправился к машине, взял спальник. Прошел в хату, постелил его на койку. Отодвинул защелки на окне, потряс его, как следует, и открыл. Пусть свежий воздух будет. Под окном обнаружилась корявая низкая яблоня, ветки её мешали створкам открыться до конца.

Развалился я на кровати, положил руки за голову и задумался про Ирину. Тело у неё действительно — мечта нанайца. При полном комплекте, как говорится, ни добавить, ни убавить, и, при этом, как раз тот тип, на который я западаю с первого взгляда. Но отчего такое странное поведение? С утра она на меня смотрела, как на пустое место, а не прошло и полдня, как она начинает делать неловкие попытки кокетничать и мной манипулировать. Потом, когда это не получилось, она снова делает себе суровый вид и дает понять, что я для нее — телеграфный столб, не более. Поведение, как у подростка в разгар пубертата. Какая-то психотравма, это я сразу заметил, с первого взгляда. Налицо неустойчивое психоэмоциональное состояние, плюс проблемы адекватного коммуницирования с противоположным полом. С таким анамнезом поставить диагноз и назначить лечение могу даже я.

Мне это всё доктор Курпатов объяснял, мой сосед. Он, как бывший психопатолог, хорошо умеет объяснять всякие разницы между рефлексией и девиацией, а уж про различные виды психозов рассуждает вообще виртуозно. Я ему всегда поддакивал, особенно после четвертой, но кое-что в голове отложилось.

Закрутить роман с Ириной я был совсем даже, и даже более того. Но жизнь меня научила, что иной раз надо притормозить многообещающее знакомство, пока не всё ясно с тараканами у партнерши. Всякое бывает, в нашем кобелином деле секс — не самое главное, главное то, что после секса. Может случиться восхитительный роман, а может — триллер с истерическими звонками среди ночи, со слезами и соплями. Я оттого и не люблю случайных половых связей, от них вечно не знаешь что ждать, то ли поцелуй в морду, то ли плевок в спину.

Кароче, склихасофский, подвел я черту в составлении психологического портрета жертвы, во-первых, у Ирины какие-то серьезные сложности по жизни, возможно с мужем и родственниками. Видать, нервы ей конкретно мотают, то-то у неё вид замученный. Во-вторых, Ирина не прочь, но не умеет, боится или то и другое вместе. В-третьих, ей от меня что-то надо, и это проявилось после визита к тётке.

Значит, вечером провожу куртуазное наступление по всем фронтам. Пойду девушке навстречу, проведу сеанс гештальт-терапии с фиксацией травмирующих факторов и сублимацией неотреагированных эмоций. По-русски говоря, надо потереть ей уши, дать высказаться о наболевшем, узнать, что из-под меня хотят, а походу дела завалить. Или сначала завалить, а потом узнать? Неважно.

Я проснулся мокрый, как суслик и разбитый, как бабушкин сервиз. Угораздило же лечь у западного окна, солнце напекло, нельзя, говорят, вечером спать. Да ещё и сон снился дурацкий, тягучий и вязкий. Будто бы я долго гонялся за генеральным директором Кузнецовым с автоматом в руках, по каким-то пыльным бесконечным катакомбам и стрелял, стрелял, стрелял. А он убегал и убегал. Потом резко я оказался на похоронах. Духовой оркестр надрывно выводил музыку Шопена, в волнах цветов и венков терялся полированный гроб. Жена покойного фальшиво рыдала, дочери прижимали платочки к сухим глазам. Кто-то произносил речь. А Кузнецов поднялся из гроба и, глядя мне в глаза, сказал: "Это ты, Мирон, Павла убил!" — и трижды каркнул.

Я встал с кровати и глянул в окно. На ветке яблони сидела ворона. Или ворон, или грач, а может быть галка. Я в них не разбираюсь, они все идут по категории "птица несъедобная".

— И что ты каркаешь, людям спать не даешь? — спросил я у птицы. Она ответила: "Кр-р-рак". Дура, резюмировал я, сплошная бездуховность. Настроения не было. Сон выпил все мои силы, мечты о соблазнении Ирины сейчас казались подростковым бредом.