Моя капризная леди - Яна Мелевич Страница 10

Регни пришлось отпустить где-то в часе ходьбы от замка. Ящер не любил находиться рядом с жилищем человека, потому Терлак позволил ему улететь в сторону ангаров, чтобы там его расседлали и отпустили в горы. Когда я спросила, почему огнеупорные ангары строили так далеко, он ответил, что скалистые драконы ненавидят толкучку. Именно поэтому такие сооружения не строили рядом с городами и деревнями за редким исключением. К тому же большую часть времени драконы предпочитали жить в горах, забираясь глубоко в пещеры, где свивали гнезда и растили потомство.

Стоило дракону взмахнуть крыльями и обдать нас потоком воздуха, я почувствовала страшную усталость — а еще бесконечное раздражение. Из-за безалаберности кого-то в замке нас забыли встретить. Прогулки по бесконечным полям, конечно, навевали романтические мысли, но мне хотелось смыть с себя дорожную пыль, окунуться в горячую ванну и сбросить опостылевшее платье.

Мысли о розовой пене и смене одежде заставили вспомнить об одной из главных потребностей настоящей леди. Наряды.

— Ты же позаботился о моем багаже? — поинтересовалась я, перепрыгивая очередную выбоину, и пнула камешек. Ловко перекатившись, он исчез где-то между колосящимися стеблями растений по обеим сторонам узкой тропы.

— Какой багаж? — удивился Терлак, явно думая о чем-то постороннем.

Захотелось его стукнуть, да чем потяжелее. Нет, что за идиот? Как можно забыть о столь важной детали?

При себе у меня имелся лишь небольшой саквояж, вмещавший необходимые в дороге вещи: склянки с настойками, немного лечебных сборов от простудных заболеваний, два справочника для лекарей и травников, блокнот, кое-что из драгоценностей, немного денег, пять пар сменного белья — и всего три платья. Причем в последнее я переоделась еще в Грен-Гир, остальные требовали стирки. Другие вещи остались в двух чемоданах, оставленных на хранение, пока я искала кассы для покупки билета.

Как знала, что следовало напомнить об этом Терлаку во время похищения. Или после.

— Мои шелковые платья, — печально вздохнула я и непроизвольно всхлипнула. Слезы брызнули из глаз, обжигая кожу, из-за чего шангриец едва не взвыл.

— О нет, прекрати, — взмолился МакГиннес.

— Там были мои любимые сорочки! И шляпки с лентами! — зарыдала я пуще прежнего.

Не сказать, чтобы потеря одежды очень напрягала. Скорее мучительное чувство досады не давало успокоиться и прекратить внезапную истерику. Я просто устала во всем себя ограничивать. Мне надоело обходиться минимумом, имея за плечами целое состояние, когда вокруг женщины позволяли себя баловать время от времени.

Да, за годы на фронте мы привыкли к самому необходимому. Сами стирали одежду, выводили пятна, готовили еду и по вечерам зашивали форму под магическими лучинами. Никаких ванн, лоханей, горячего отопления, греющих саламандр. Только холодный барак или грязные палатки с антисанитарными условиями — все, что нам могли предоставить на службе.

Как и любая женщина, я жаждала комфорта, мечтала вернуться к нему. Надевать росконые бальные наряды, кутаться в платки из тончайшего кружева, подбирать шляпки и туфли. Привести в порядок волосы, подпилить обломанные, изгрызенные ногти и избавиться, наконец, от мозолей.

Да, потеря немногочисленных вещей не критична. Можно было послать кого-нибудь в ближайший город за швеей или написать отцу с Далией. Правда, я еще не решила, что им рассказать. Но все-таки судьба чемоданов волновала меня сейчас не меньше остального будущего.

— Я куплю тебе новые, — вздохнул Терлак, лишь бы остановить истерику.

— Нет, — огрызнулась я и надула щеки. — Ничего мне от тебя не надо, глупый варвар. И сколько нам еще шагать? Стоило позаботиться о невесте, раз собрался жениться!

Поведение стервы никогда не красило леди — умом-то я это понимала. Однако эмоции брали верх над разумом, попросту не давали успокоиться, дабы подумать над своим поведением.

В конце концов, он сам виноват!

Великолепные виды холмов, изумрудные просторы Шангрии и тени величественного замка не спасали от тоски, внезапно накатившей вместе с раздражением, пока мы шли до замка. Хотелось затопать ногами, громко закричать и потребовать вернуть меня на вокзал. Прямо как в прошлом, когда я закатила горничным истерику из-за желания надеть бальное платье на прогулку.

Воспоминания немного отрезвили разум. Особенно те, где надо мной смеялась половина дворца: застрять в салоне машине из-за широких юбок — вот глупость.

— Узнаю свою Колючку, — внезапно усмехнулся Терлак и посмотрел на меня каким-то опасно-веселым взором. Радужка приобрела серебристый оттенок, будто МакГиннес что-то задумал.

— Устала? — вдруг нежно спросил он.

Почуяв неладное, я прищурилась, недовольно заворачала и остановилась посреди дороги. Уперла кулаки в бока, затем коротко ответила:

— Допустим.

И не соврала, ведь действительно от ходьбы ломило каждую косточку, а им в тон стонали мышцы. За несколько дней не получилось ни нормально выспаться, ни хорошо отдохнуть. В чужой стране я не чувствовала себя в безопасности. Постоянно просыпалась, ожидая подвоха или фринбульдца с ножом у кровати, просто вскакивала среди ночи от любого шороха.

— Отлично, Колючка! — радостно хлопнул в ладоши болван, делая шаг в мою сторону.

Я не успела толком предугадать следующие действия МакГиннеса, как сильные руки оторвали меня от земли. Мой визг разнесся по округе, едва мир перевернулся — на долю секунды небо с землей поменялись местами. Пришлось самопроизвольно схватиться за крепкую шею Терлака, пока он с ворчанием устраивал меня в своих объятиях. Одна рука поддерживала спину, другая подхватила под колени. Саквояж я прижала к груди, благодаря богов за магию расширения пространства, из-за чего багаж казался легким.

Наши лица оказались близко друг к другу. Казалось, еще пара кватов [1], и поцелуя не избежать. Я затаила дыхание, не зная, кричать мне, вырываться или ударить нахала. Подушечкой пальца осторожно очертила полосу на загорелой коже в ожидании какой-нибудь реакции. Она последовала почти незамедлительно: Терлак поддался вперед, касаясь кончиком носа моего, как бы предупреждая, чтобы не слишком увлекалась.

Это сработало, поскольку из головы вылетели все посторонние мысли и слова возмущения.