Хамелеонша - Алена Савченкова Страница 10

— Почему вы сидите здесь в свой праздник, миледи? — спросил он, остановившись передо мной. — Разве вы не должны быть в саду, с Годфриком?

Праздник, как же! Я молча отвернулась и плюхнулась обратно на шкуру спиной к нему. Ужасная грубость. Именно из-за таких выходок я никогда не стану «послушной ласковой девочкой, как кузина Хейла, отрадой для матери». Сейчас он уйдет и расскажет все отцу. Тот посмеется, а когда гости разъедутся, прикажет няне наказать меня. Делает это она куда охотнее кормилицы, и рука у неё тяжелее. Но гость вдруг устроился рядом на полу и как ни в чем не бывало протянул мячик.

— Кажется, ваш? В игру примете?

Зыркнув на раскрытую ладонь, я схватила шарик, зашвырнула прямо в угли и злорадно усмехнулась ему в лицо.

— Приму, доставайте!

Вот теперь точно уйдет. Или начнет браниться — взрослые не могут быть долго дружелюбными с детьми. Правда, я больше не ребенок. Так сказала кормилица, наряжая меня к пиру, и её подбородки мелко тряслись от всхлипов. И то же повторила мама, холодно и веско, когда пришла проверить её работу.

Гость не изменился в лице, только в уголках серых глаз наметились морщинки. Радужка вдруг начала стремительно выцветать, сделавшись из стальной почти белой. Он чуть повернул голову в сторону подремывающей Никс и, сложив губы трубочкой, издал мелодичный посвист. Уши левретки встали торчком. Она резво поднялась, покачиваясь на тонких жилистых ногах, и потрусила к камину. Перед огненной пастью замерла. Не успела я сообразить, что произойдет дальше, как она сделала бросок, почти невозможный для её четырнадцати лет, увернулась от просвистевшего в дюйме от уха огненного кнута и, сжав мячик зубами, отскочила обратно. Мелко перебирая лапами, подбежала к гостю, аккуратно положила добычу ему на колени и вернулась на место.

Мужчина беззаботно подкинул мяч, словно не замечая моих широко распахнутых глаз. Его собственные уже вернули прежний цвет.

— Как вы это сделали?!

— Похоже, я не слишком-то вам нравлюсь, — заметил он вместо ответа.

— Не вы! — выпалила я и прикусила язык.

Гостя это развеселило. Откинувшись слегка назад, он смерил меня взглядом и кивнул:

— Значит, Годфрик. Чем же вам не угодил мой племянник?

Перед глазами снова встало прекрасное словно из снега вылепленное лицо матери.

— Леди Анна, — назвала она меня первым, официальным, именем, — развлеките будущего супруга. Покажите ему наш сад.

— Хотите, сходим в оранжерею?

Высокий рыжеволосый мальчишка пожал плечами, и мы двинулись по усыпанной галькой дорожке. На сегодняшний праздник не пожалели восковых свечей, и замок от подвала до сторожки караульного на крыше был залит огнями. Позади, шоркая, переваливалась кормилица. В траве стрекотали цикады, подпевавшие менестрелям, в воздухе стоял тяжелый аромат спелых слив.

— Вам понравятся наши розы, — произнесла я, когда терраса осталась за поворотом. — Их завезли в прошлом году, и…

— Не нужно. — Голос у Годфрика был под стать лицу и всему скучающему облику — такой же бесцветный.

— Что не нужно? — не поняла я.

— Разговаривать. Просто пройдем до оранжереи и обратно.

Произнося это, он ни разу на меня не посмотрел. Пару мгновений мы шли в полном молчании, на фоне которого шум из трапезной, где праздновали наше обручение, казался особенно громким.

— Вы не хотите на мне жениться?

Ответный взгляд был полон презрения.

— Жениться на выродке? Да мне мерзко даже смотреть на тебя!

Ударила я быстрее, чем успела подумать, и получила звонкую оплеуху в ответ. Из глаз от неожиданности брызнули слезы. Ладонь судорожно прижалась к горящей щеке.

— Бьешь, как девка!!

Этому страшному оскорблению я научилась у Людо…

— Он не такой, каким должен быть супруг, — сдержанно ответила я гостю, прикрывая волосами до сих пор красную щеку.

— А каким должен быть супруг? — заинтересовался он.

— Сильным внутри и снаружи.

— Достойный критерий, — кивнул мужчина. — Так говорит ваша матушка? Или отец?

Он что, думает, у нас собственного мнения нет?

— Так считаем мы с братом, — обиделась я. — Он говорит, что нет ничего важнее силы, а слабые вовсе не должны появляться на свет, они не заслуживают жить. Поэтому брат так презирает Артура.

— Кто такой Артур?

Я опомнилась и промолчала. Про Артура никто не должен знать. Не дождавшись ответа, гость спокойно продолжил:

— В чем-то ваш брат прав, просто сила бывает разной. Со временем вы с Годфриком притретесь. А ещё у меня есть племянница чуть помладше вас. Бланка — добрая и ласковая девочка, которая нуждается в подруге.

Странно было вот так разговаривать. Странно и приятно. В замок постоянно приезжали приятели отца, особенно в последние месяцы, но они никогда не пытались со мной заговорить. Детей не принято замечать, особенно девочек. Отец и тот вспомнил о моем существовании лишь полтора года назад, после случая с няней.

Мысленно я сравнивала гостя и будущего супруга. Волосы у Годфрика тоже рыжие, но совершенно другого оттенка: почти красные и прилизанно-гладкие, разделенные на пробор, а не золотистые и вьющиеся. Да и вид какой-то болезненный, словно вся сила ушла в рост. Он действительно высок, но плечи уже, чем у Людо, хотя брат на год младше него. Сидящий же рядом человек был воплощением крепости, от него исходила спокойная уверенность.

— Мы никогда не притремся, — угрюмо изрекла я. — В нем нет и уже не будет стержня.

— Погодите судить. Годфрику всего одиннадцать. Через три года, когда состоится ваша свадьба, он подрастет и возмужает.

— А ещё он назвал меня чернявой уродиной!

Вообще-то он много чего успел наговорить…

Гость перестал усмехаться:

— Вот это он зря. Просто пока не понимает, как ему повезло.

Я уставилась на него и нерешительно переспросила:

— Повезло?

Мужчина кивнул:

— Вы уже сейчас красивее большинства знакомых мне леди, а через несколько лет затмите и остальных.

Красивая? Я? Мне такого ещё никто не говорил, даже кормилица, а уж она-то любит меня больше всех после Людо. Может, насмехается? Но выражение серых глаз было абсолютно невозмутимым.

Я помолчала, обдумывая его слова и ощущая, как кончики ушей начинают гореть, а внутри все трепещет от непонятного, но упоительного чувства. Стало стыдно за то, как вела себя с ним вначале. От следующей мысли я покраснела ещё сильнее и покосилась на гостя из-под ресниц. Жаль, что такой старый. Наверное, ему столько же, сколько маме, а ей осенью исполнится двадцать шесть. Других недостатков обнаружено не было, даже короткая борода его не портила. Казалось, подбородок и скулы припорошены золотом. И я решилась: