И оживут слова. Часть I - Наталья Способина Страница 10

И вот сейчас я с интересом разглядывала девушку, одетую в длинное светло-серое платье, украшенное, кажется, каким-то узором, — отсюда было плохо видно. Широкий пояс перехватывал платье в талии. На ногах девушки красовались кожаные башмачки. У меня самой были такие, и они пришлись, на удивление, впору. Еще больше удивило то, что обувь оказалась удобной. Только непривычной: через тонкую подошву чувствовался каждый камушек. Но через какое-то время я просто перестала обращать на это внимание. Из одежды Всемилы я пока надевала лишь ночную рубашку да шаль, поэтому, впору мне остальные ее вещи или нет, сказать не могла. Зато успела заглянуть в соседнюю комнату, оказавшуюся чем-то вроде швейной мастерской, игровой и гардеробной «в одном лице». У Всемилы было много нарядов, некоторые из тяжелой парчи, расшитые чудесной тесьмой, но больше всего мне понравились простые длинные платья — повседневная одежда, которая, несмотря на свою простоту, должна была выглядеть очень женственной. И взгляд на гостью Добронеги эту мысль подтверждал. Грустно, что в моем времени за мишурой дорогих украшений вещи утратили красоту, присущую естественности.

Девушка что-то сказала, мотнув головой. Ее волосы удерживала лишь лента надо лбом, поэтому ветер, беспрепятственно подхватив длинные пряди, рассыпал их по спине. Волосы у гостьи были чудо как хороши: светлые, прямые и, наверное, тяжелые. А еще в них играло солнце. Жаль, что такую красоту в первую брачную ночь срезает муж. Этот символ девичества был невероятно красивым…

Меня прошиб холодный пот, а рука сама собой метнулась к волосам, наткнувшись на короткие пряди, едва прикрывавшие уши. Я носила стрижку последние пару лет. Значит, вот что так взбесило Радима! Вот о чем он думал, раз за разом проводя по моим волосам! «Надругались».

***

«Река сверкала на солнце и перекатывала быстрые волны через босые ступни. Всемила сидела на сходнях и смотрела на свое отражение. Сейчас оно было покрыто рябью, но Всемила и так знала каждую черточку. Она красива. Так и мать говорит, и брат. Да и молодые воины тоже головы сворачивают. Только не каждый рискнет к сестре воеводы подойти да улыбку перехватить. Тем более просватана она уже десять лет как за княжеского сыночка. Видела того сыночка по весне — не пришелся понраву. Ну а кому бы пришелся? Всемила передернула плечами и нахмурилась, задумавшись, накручивая на палец выбившуюся из косы прядь. Свадьба была назначена на праздник урожая — еще все лето впереди. Глядишь, уговорит Радима, упросит. Не может он ни в чем ей отказать. За то Злата — Радимова жена — и ненавидит. Ей столько внимания, поди, ни разу не доставалось. А потому что жена — это жена, а она — Всемила — единственная, молодшая и самая любимая.

Камешек ударился о водную гладь рядом с ногой и поскакал по волнам. Ярослав… Только он может вот так подкрасться и напугать. Хотя не испугалась ничуть, потому как ждала. Не все воины воеводы Радимира трусливы и осторожны — Ярославу нипочем ни гнев воеводы, ни сватовство назначенное.

— Ножки не застыли?

— Застыли, — улыбнулась Всемила, оборачиваясь.

Хорош Ярослав. Ой, хорош! Высокий, плечистый. Радиму под стать. Только не хмурится так часто, как брат, а улыбкой сияет, что солнышко. Кудри по ветру. И на сердце аж сладко от одного взгляда на него.

— А давай до Лысой Горы пройдемся? Заодно согреемся.

— Тоже ноги застыли, что ли?

— Сам застыл. Не видел тебя с заката — вот и застыл.

Кровь бросилась в лицо, но Всемила дерзко улыбнулась:

— А пойдем!

Обувшись, Всемила потянулась к лежащему тут же венку из одуванчиков. Первые цветы — самые яркие. Как она сама. Так, кажется, Ярослав третьего дня говорил. Теплая рука перехватила ладонь и взяла венок, надела на голову.

— А говоришь, застыл — руки вон горячие, — непослушными губами произнесла она.

— Так тебя увидел и отогрелся.

Мозолистые пальцы скользнули по ее щеке.

Лысая Гора была на том берегу. Кажется, близко — можно докричаться, но мало кто туда хаживал, хоть и места там были ягодные да грибные. А потому что тот берег Стремны — чужая сторона. Опасная. Жить там никто не жил. Кто ж в лесу поселится? Кроме как по мосту, попасть туда можно было разве что с моря. Лысая гора некогда была продолжением другого берега Стремны, да века назад откололась, соединяясь с большой землей теперь лишь мостом, что выходил к поляне перед воротами Свири, да каменным перешейком, что упирался в крутой склон дальнего берега. Тот перешеек заливало в высокую воду, а по низкой воде он щетинился острыми камнями так, что ни пешим не одолеть, ни на лодке не пристать.

Уж если ты с моря да с добром пришел, так зачем тебе Лысая Гора, когда недалеко от ворот свирских берег срезан да сходни сделаны? Тут и пристать можно, да и встретят тебя как полагается, коли с добром. А коли со злом, так не пройти тебе ни по реке дальше, ни по земле. На то Свирь здесь когда-то и выстроили.

Одна бы Всемила на тот берег ни за что не пошла. Хоть и год как войны нет, а все одно боязно. Да и Радим не велел. Узнает — то-то браниться будет. Всемила обернулась. Часового на башне не было — некому брату донести. Сегодня в городе гулянье, и дружинники обходят стену, а не стоят на каждой башне, как всегда. Мир ведь сейчас. А все Радим. С миром вернулся из похода, из которого своего Олега привез. Всемила нахмурилась, но тут же тряхнула головой. Вот еще — прогулку себе портить. Быстро взглянула на другой берег. Одной было бы боязно, а с Ярославом хоть на край земли.

— А давай через мост бегом, пока никто не видит, — вполголоса предложил Ярослав.

А в глазах блеск. Опасный блеск. Сердце снова подскочило. Что-то будет?

— А давай!

Легкие девичьи ноги споро двигались по раскачивающемуся мосту. Прочь от высоких стен навстречу лесу. И ничто не насторожило ни в плеске воды, ни в дыхании за спиной».