Лисы и львы - Инна Шаргородская Страница 10

Услужливую скамейку Кароль проигнорировал, подошел к фонтану и повернулся к Клементине. Она тоже не стала садиться, остановилась рядом.

Нервно переплела пальцы. И начала обещанный рассказ следующим неожиданным образом:

– Скажи мне, что делал Идали в Ниамее? Уж ты-то наверняка это знаешь!

– Э…

Застигнутый врасплох капитан на миг опять утратил ясность мысли.

Более неудобный вопрос трудно было себе даже представить. Вот так, в лоб!.. – скажи ей про поиски универсуса, а там, глядишь, и про задание…

Тут до него дошло.

– Постой… с чего ты взяла, что я это знаю?

– Но ты ведь тоже там был, – ответила она как ни в чем не бывало. – Подозреваю, вас обоих привело туда одно дело. Погоди, – спохватилась в свою очередь, – ты же не узнал меня…

– Теперь узнал, – сказал Кароль, медленно кивая. – Фиалка. Конечно…

Теперь это казалось очевидным.

Молоденькая девушка, наделенная умом и рассудительностью взрослой женщины. Чистая душа, не способная заподозрить в воровстве цыгана. Красавица, влюбленная в чудовище – «злодея» Ворона. В собственного мужа.

Который ее тоже не узнал.

Впрочем, удивляться нечему – уж если асильфи захочет изобразить из себя обычного человека, сам черт не угадает в нем волшебное существо.

Зато сама Фиалка, конечно же, узнала Князя-Волчка. Сразу. Как и ее муж…

– Так ты следила за ним? – спросил он, слегка поморщившись.

Светлая дева потупилась, приняв, видимо, сию гримасу на свой счет.

– Да… Знаю, это не слишком-то красиво, но мне хотелось понять… Нет, не так. Я должна на самом деле рассказать тебе все. Да простит меня Идали – я знаю, вы с ним не ладите, и он, наверно, меньше всего хотел бы, чтобы поверенным моим стал именно ты, – но мне больше не к кому обратиться. Моим родным и близким его судьба безразлична, их волнует лишь мое благополучие. Для тебя же он – брат, и как бы вы ни относились друг к другу…

– Довольно, я понял, – снова кивнул Кароль. – Рад, что в поверенные ты выбрала именно меня. И внимательно тебя слушаю.

Клементина вздохнула.

Сказала просто:

– Я умираю.

Как будто сообщила, какая на улице погода…

– Это началось, наверное, год назад. Меня предупреждали, что так будет. И отец с матерью, и брат мой, Себастьян. Но верить не хотелось. Ведь говорят, что любовь все преодолевает!..

* * *

Любовь и вправду все преодолевала – довольно долгое время.

Год за годом светлая дева-асильфи жила словно бы под хрустальным колпаком, в маленьком личном раю – дом, сад, объятия и поцелуи, – стараясь не думать о том, чем занимается бесконечно любимый муж. И он изо всех сил помогал поддерживать эту иллюзию покоя и безмятежного счастья, оставляя, как грязную обувь, за порогом их совместного рая все, что могло бы оскорбить ее или ранить.

Но разве муж и жена – не одна сатана? Разве не должны они разделять мысли и чувства друг друга, радость и горе, богатство и бедность, суму и тюрьму, жизнь и смерть? Не может выжить любовь, если между любящими стоит нечто такое, о чем они вынуждены молчать. Нет покоя и безопасности в раю, где водятся змеи…

Молчать, когда безобидные темы для разговора иссякали наконец, им приходилось все чаще и чаще. Он уходил из дома – она боялась спросить куда. Он возвращался – она не интересовалась, сопутствовала ли ему удача. Возможно ли? – ведь пожелать ему этой удачи она никак не могла!..

Конечно же, и он ничего ей не рассказывал, лишь по глазам его можно было догадаться, благополучно ли завершилось очередное черное дело. Что постепенно сделалось для нее истинной пыткой – радости любимого она не разделяла, печалям его не сочувствовала…

За молчанием, как правило, следует отчуждение. Не отчуждение, нет!.. – его не было и никогда не могло быть между ними. Просто… если в первые годы Клементине как-то удавалось отгонять от себя гнетущие мысли, то со временем они начали являться едва ли не в каждую минуту, не заполненную беседой, смехом и поцелуями.

Не созданы светлые девы для того, чтобы мириться со злом. Сама природа их не терпит его присутствия рядом, не в состоянии, образно выражаясь, закрывать на него глаза, не говоря уж о попытках найти ему какие-то оправдания. То будут заведомо бессмысленные попытки, ведущие к раздвоению души, разрушению внутреннего единства, смертельно опасному для волшебного существа, которое рождено гармонией, является ее воплощением, предназначено дарить ее окружающим… Именно об этом предупреждали Клементину в свое время родители и брат, понимавшие в отличие от нее, к чему может привести брак с представителем вражеского стана.

И настал момент, когда она сама это поняла. Когда впервые ощутила в глубинах своего магического естества подобие черной дыры, зловещей воронки, в которую начали утекать силы, подорванные внутренним противоборством…

Конечно, она поговорила с мужем. Долго собиралась с духом, зная, насколько дорога ему, и не желая его пугать, и всей правды на самом деле не сказала. Лишь намекнула на свое нездоровье и спросила о возможности отойти ему от активной деятельности и переселиться вместе с нею в Квейтакку.

Все остальное Идали понял сам.

Ответил он, что, к сожалению, путь в Квейтакку для него закрыт. Но страх, который появился у него в глазах во время этого разговора, так в них и остался.

Веселье окончательно покинуло их дом, и чаще всего Идали теперь был мрачен, словно сам переживал нелегкую внутреннюю борьбу. Неделями просиживал в своем кабинете, отказываясь от еды… Подобное случалось и прежде, но никогда – так подолгу, и Клементина впервые начала чувствовать настоящее беспокойство за него.

С Идали явно творилось что-то неладное, а она, как всегда, боялась и не смела спросить, что именно. Но любящее сердце велело ей быть настороже, и все оставшиеся у нее магические силы активизировались.

Время бездействия миновало.

Если она могла хоть чем-то помочь своему мужу, она должна была это сделать.

С тех пор, поскольку Идали по-прежнему молчал, Клементина и начала втихомолку следить за ним – чтобы не упустить момента, когда ему и в самом деле понадобится помощь. Стараясь не вникать в подробности его колдовской практики, она всегда знала тем не менее, где он находится, с кем общается, чем именно занят. В мысли, конечно, не заглядывала – не в обычае это у светлых дев.

И вот, несколько месяцев назад, Идали побывал у своего…

Тут Клементина замялась.

– Ты ведь знаешь, кому он служит? – осторожно спросила она у Кароля.

– Да, – коротко ответил тот, холодея с головы до пят.

Страшная догадка подтверждалась.

– Так вот, от него Идали вернулся радостный, – продолжила Клементина. – Сказал, что уже почти свободен. Ему осталось сделать одно-единственное, последнее дело, после чего он сможет навсегда бросить свою темную практику. Уехать со мной, куда я пожелаю. И между нами не останется никаких тягостных тайн…