Магистр ее сердца - Оливия Штерн Страница 10

Она закрыла глаза, откинулась спиной назад, позволяя Мариусу себя придерживать почти на весу. Так вот отчего он был не в себе. Не знал, как завести речь о том, что придется отложить свадьбу… Алька едва не рассмеялась. Как жаль, что рядом не было матушки, которая бы сразу объяснила, что порой мужчины себя ведут хуже, чем дети.

— Это такая мелочь, — прошептала она, прижимаясь всем телом к Мариусу, — два месяца… Такая ерунда.

— Я о тебе беспокоюсь, — в его голосе скользнули растерянные нотки, — Алайна…

— Но я с тобой не потому, что мечтаю стать женой магистра. Я сама так захотела.

— Видишь ли, маленькая… Эрифрейское общество не поймет. И не оценит, если молодая незамужняя девушка будет жить в одном доме с неженатым мужчиной.

— Но я ведь жила в Роутоне.

— На роли служанки, милая.

— Ну так… здесь можно ведь так же? И ты не обязан отчитываться.

Он развернул ее к себе лицом так быстро, что Алька ойкнула. Уперлась локтями ему в грудь, быстро сообразила, что проще сдвинуть с места скалу.

— Нет, здесь так нельзя, — он пристально рассматривал ее, взгляд гулял по лицу. От глаз — к губам. Обратно. — мне проще стать твоим опекуном. Возможно, так будет правильно.

Алька не выдержала и прыснула от смеха. Мариус? Опекун? Почему-то всегда она в качестве опекуна представляла себе убеленного сединами дедушку, но никак не мужчину, едва ли достигшего тридцатилетнего возраста.

И не успела даже отвернуться, когда он быстро наклонился вперед и впился в ее губы поцелуем. Отнюдь не нежным. Очень даже напористым, почти агрессивным. Подчиняющим. Алька зарылась пальцами в густые волосы Мариуса, повисла на нем — потому что ноги не держали. И мельком подумала, что ей нравится… Да, нравится, вот так подчиняться ему. Нравится чувствовать себя слабой. Нравится позволять проделывать с собой все это.

Он целовал ее долго, стряхнул с плеч шубку, сильные руки гуляли по спине, по шее, опускаясь ниже, выписывая огненный узор страсти. И Алька поняла, что ей всего этого мало. Она запустила руки под расстегнутый сюртук, царапнула по приятно-твердой груди сквозь рубашку, а затем, понимая, что они уже на этом не остановятся, просто дернула воротник в разные стороны. Пуговицы посыпались на пол, звонко, подпрыгивая, и наконец она ощутила под пальцами горячую гладкую кожу. Провела по бугристому шраму, что наискосок. Тот самый, который не раз уже покрыла поцелуями. Откинулась назад, когда Мариус прикусил кожу на шее. И всего этого все равно казалось мало. Она не понимала, почему именно этот человек имел такую власть и над ее мыслями, и над телом.

— Мариус… — выдохнула прерывисто, — пожалуйста…

И все равно, не смогла сказать это вслух — возьми меня. Прямо здесь. Сию минуту.

Но он понял. Оторвался от нее, с присвистом втянул воздух, а потом молча подхватил на руки и широким шагом двинулся куда-то вперед, а потом вбок, толкнул дверь. Алька встревоженно завертела головой. Светлая комната. Платяной шкаф, резной весь. Трюмо на гнутых ножках, большое овальное зеркало. И кровать, застеленная светло-серым шерстяным покрывалом.

— Для гостей, — хрипло пояснил Мариус, — тут чисто, не беспокойся.

Еще через мгновение Алька попросту утонула в перине. Она вскрикнула, когда Мариус решительным движением задрал ей юбку, а потом сама раздвинула ноги. Ей хотелось быть ближе к нему, ближе, чем это даже возможно. Он дернул шнуровку на лифе платья, на миг холодный воздух пощекотал обнаженную кожу — и прохлада тут же сменилась огненными касаниями.

Алька застонала, обнимая его ногами. А Мариус все целовал ее — в губы, в шею. Прихватывая зубами грудь, до сладкой боли, до невыносимо приятных спазмов, рождающихся где-то внутри, вместе с каждым его движением. Она кричала и царапала ему плечи. И все мысли — плохие, хорошие — все куда-то делось. Даже говорить не осталось сил.

Мариус молча обнял ее и снова прижал к себе. Несколько минут прошли в безмолвии, а потом он вдруг сказал:

— Плохой из меня опекун, птичка. А ты так и не узнала вторую неприятную новость.

— Ну, первая оказалась не такой уж и страшной, — говорить не получалось. Только мурлыкать, как довольная нагулявшаяся кошка.

— Вторая хуже, — горячий шепот обжег ухо, — на границе, там, где пролегала Пелена, убиты люди. Фаэр утверждает, что его убили те, кто из-за Пелены.

Алька сжалась в комок, мгновенно вываливаясь из сонного блаженства. Нет-нет, это невозможно. Сантор не стал бы. Или стал? Она ведь совсем не знала того, кто был ее отцом.

— Прости, я тебя опечалил, — продолжил Мариус, — но уж что есть. Поэтому я собираюсь всех перевезти в Эрифрею, тут будет спокойнее.

— Я не верю Фаэру, — прошептала Алька, — не верю. Он… отвратительный какой-то, скользкий тип.

— Понимаю. — Он мягко гладил ее по голове, потом ласкающие движения перебрались на шею, — но люди убиты. Кем убиты, мне тоже не совсем ясно. Однако, король наш Фаэру доверяет…

И задумался о чем-то.

— Мне очень хочется проведать Авельрона, — попросила Алька, — ты ведь… ничего плохого с ним не сделаешь?

— Конечно, нет. Зачем мне это, — ответил Мариус.

— Тогда… Когда его можно увидеть?

— Завтра, милая. Ты его завтра увидишь…

Внезапно Мариус умолк. А еще через мгновение с его руки сорвалась рыжая лохматая молния, ударила в зеркало.

Звон бьющегося стекла. Осколки высыпались из рамы. Алька даже испугаться не успела, лишь обернулась и недоумевающе посмотрела на Мариуса. Тот был бледен как простыня, глаза — сумасшедшие.

— Что? Что, Мариус?

Он откинулся головой на покрывало и зажмурился. Облизнул губы.

— Знаешь… ничего. Показалось. Всего лишь показалось.

* * *

…Но, конечно же, Авельрона она так и не увидела. Ни на следующий день, ни через день. Заботы закрутили так, что не продохнуть. Тем же днем, после столь плодотворного осмотра особняка магистра, они отправились в Роутон. Мариус потащил ее порталом, чтоб время не тратить. Ему для портала теперь и артефакты были не нужны, он просто разрывал пространство, делал шаг в никуда, да еще и тянул за собой Альку. И сей же миг они вываливались уже на обратной стороне. Там, куда и предполагал попасть Мариус Эльдор. Алька не могла не восхищаться тем, с какой легкостью магистр Надзора проделывает все эти манипуляции с магической энергией. У нее так не получалось, потому что, во-первых, никто и никогда не учил Алайну Ритц таким магическим штукам, а во-вторых, похоже, она и не чувствовала магическую энергию так, как Мариус. Все было по-иному, глубоко внутри, да и то — странное, непонятное. Эти мерцающие звездочки на бескрайнем черном бархате. И она так и не сказала Мариусу про ожившую бабочку, как-то подходящего момента не случилось. Но, как бы там ни было, Мариус притащил ее порталом обратно домой, туда, где под снегом тихо спали старые яблони, а особняк напоминал окаменевшего дракона, свернувшегося клубком. В лицо сразу дохнуло холодом, хлестнуло ледяным ветром, вышибая слезы. Все-таки Эрифрея куда южнее, зимы там мягкие.