Конец пути - Ярослав Гжендович

В пещере воцарился оглушительный хаос. Каждый хотел знать, что теперь делать, знать немедленно, и каждый сию же секунду хотел услышать это от Драккайнена. Как раз в таких случаях он отчетливо вспоминал, отчего ненавидит командовать.

— Тихо! Все к стене! — рявкнул, заглушив их на миг. — К выходу не приближаться!

Вероятно, этот приказ не был превосходным, но, по крайней мере, он был хоть каким-то. В полумраке пещеры Вуко видел, как его спутники вжимаются в покрытые бесформенными, лоснящимися натеками стены. Удачно пущенная снаружи стрела ударила в потолок, высекая искры, и полетела вглубь пещеры, стуча о сталактиты.

Он пытался как-то оценить ситуацию, прекрасно понимая, что на всё про всё у него лишь несколько секунд. Попытался взглянуть на происходящее сверху, как на проклятущую настольную игру. Как на шахматную партию.

Впереди была группа всадников и крабы. В первый миг Драккайнену показалось, что их много, минимум пять десятков, но теперь, не пойми откуда, появилась убежденность, что их двадцать пять, и лишь восемь тяжеловооруженных, как по местным меркам, а остальные — быстрая, универсальная легкая кавалерия, луки и копья, и что рядом стоит с десяток крабов. Знал это, словно рассматривал фотографию. Как во время обучения методам разведки, когда его посылали с каким-то абстрактным заданием в город — требовали, скажем, украсть шапочку шеф-повара трехзвездочного ресторана, обчистить конкретную кассу в супермаркете или сделать так, чтобы некая персона остановила охрану, — а потом вдруг приходилось вспоминать, сколько в зале сидело блондинок, назвать регистрационные номера машин, стоящих перед входом, и всякое такое.

Итого — перед входом в пещеру стоял эскадрон Змеев; позади его людей, сгрудившихся в пещере, регенерировал двенадцатиметровый кошмар Пассионарии, хотя в долине уже почти не было магии, а сама чародейка начинала приоткрывать в своем саркофаге налитые кровью жуткие глаза, хотя получила порцию воды онемения, могущую усыпить и атакующего носорога. Филар, парень, который казался ему не менее важным, чем сама Калло, — тем, кто каким-то образом держит в руках спутанные нити судеб всего мира, — как раз попал в руки врага, уволоченный на аркане, истекая кровью, словно свинья. Был мертв или умирал, но, что ни думай себе, находился в руках крейзанутых на всю голову психопатов с зигзагообразными татуировками. У них в тылу снова начинали роптать и бормотать полупрозрачные, туманные призраки, похожие на эмбрионов. Братья Древа, оставленные им прикрывать отступление, погибли либо — в лучшем случае — оказались изрядно прорежены.

Бывали у него дни и получше, видывал он и лучше разыгранные шахматные партии.

Прошла первая секунда.

Змей перестал шипеть и бормотать в своей вонючей пещере, воцарилась тишина, а потом раздался мощный удар, будто во вход стукнулся большой резиновый грузовик. Земля ощутимо вздрогнула, с потолка лениво посыпалась пыль, потом камешки. Позади, в темном отверстии, с громыханием перекатились каменные обломки.

— Слышите меня?! — орал кто-то снаружи. С явным гортанным акцентом горца. — Вы, в дыре! У нас ваш пацан! Отдайте нам Деющую, или я выпущу ему кишки!

Драккайнен взглянул прямо в темные глаза побледневшей Сильфаны, вжавшейся в известковые натеки напротив него. В полумраке пещеры глаза ее напоминали капельки сургуча — две темные щели, ведущие во мрак и ужас. Грюнальди, скорчившийся рядом, что-то бормотал, теребя потными пальцами рукоять меча.

Вторая секунда.

Безглазый змей опять ударил головой в проем коридора, встряхивая гору и грохоча камнями.

Драккайнен подполз боком к выходу и прижался к краю отверстия.

— Я хочу быть уверен, что он жив! — крикнул, сколько было сил в легких, аж эхо пошло по пещере, а Грюнальди раздраженно скривился.

— Так ступай сюда и проверь! — ответили ему. — Или смотри, как его кишки будут виться в снегу! Давай Деющую, или я его прикончу.

— Пассионария… Ты принадлежишь мне, Пассионария… — зашипел змей.

Третья секунда.

Вуко стер пыль с поверхности саркофага над лицом Калло, там, где емкость из магического льда была прозрачной, словно сервисное окошко. Пассионария вертелась среди мясистых отростков внутри капсулы, дергала головой, будто хотела выплюнуть пульсирующее щупальце, похожее на слизня, что лезло ей в рот. Веки ее дрожали, глаза ритмично дергались из стороны в сторону, то и дело таращились прямо перед собой, с жутковато суженными зеницами, а через секунду закатывались, пряча радужку. Наша Скорбная Госпожа отъезжала во тьму нарколепсии, но изо всех сил пыталась проснуться. Или, по крайней мере, удержаться в полулетаргии, в которой провела столько времени. Быть может, вода онемения только начинала действовать.

Быть может.

Он сжал ладони на ручках по сторонам овального саркофага и толкнул его, словно сани в бобслее.

— Толкайте сзади, perkele saatani vittu! — прохрипел с усилием, сам удивляясь, что он все еще настолько остроумен.

— Что ты хочешь сделать? Отдать ее Змеям? — он даже не понял, кто это спросил.

— Выполнять, haaista paska! Без разговоров! Вот это — наружу!

— Пассионария… — Змей ударил в проем коридора, тот обрушился, открывая большую дыру внутрь пещеры. Сразу же потянуло густым, мускусным запахом и нездоровым теплом. Безглазая, бледно-синяя морда отдернулась в темноту на изогнутой, словно молния, шее, готовясь к броску, точно разъяренная кобра.

Емкость с Пассионарией сдвинулась к выходу из пещеры и высунулась наружу, словно гора готовилась снести ледяное яйцо. Будь это шахматы, Драккайнену пришлось бы признать, что ему поставили мат. Но он вовсе не должен был двигаться вперед или в стороны по заранее заданным полям. Мог сам решить, будут это шахматы или покер. Потому что это была война, а не дружеский матч.

— А теперь всем — под стены! — приказал резко. — Как можно дальше от середины коридора! Пропустите его!

— Кого?

— Деющая заперта в сундуке! — заорал, чувствуя, что оглох на одно ухо от собственных воплей. — Мы ее отдаем!