На старт, ведьмы! - Марина Данилова

Перелет был ужасным. Наверное, самым ужасным за всю мою жизнь. Впрочем, пока он был первым, и я очень надеялась, что и последним. И с «определительной практики», как называла нашу высылку ректорша нашей Академии волшебных (и не только) наук Анфиса Петровна, я полечу уже на собственной метле или крыльях, если наконец определюсь, куда меня тянет и чем именно я собираюсь заниматься.

Собственно, именно из-за этой самой неопределенности меня, Марину Хмельницкую, и отправили на эту самую практику. Чтоб походила по подзабытому за три года учебы в академии миру людей, вспомнила, чем простые смертные живут и отчего печалятся, и направила свои пусть и весьма средние способности на благо людей или во вред. А если честно говорить, то и с самыми средними способностями был напряг. И не ведьма, и не фея, и вообще не пойми кто. Разве что сглазить меня было трудно, да и лешие меня отчего-то уважали. На этом, собственно, все и заканчивалось. Соорудить простенькое проклятие я еще могла, но вот до адресата доходило оно крайне редко. И в крайне ослабленном варианте. Силы, которая могла бы хоть как-то охарактеризовать меня как один из видов нечисти, за три года обучения в академии во мне так никто и не разглядел.

— Может, она у нас фея блаженная? — вздыхала ректорша, видя, что ни одно проклятие на меня не действует. Ну как не действует. Вроде как прилепляется и тут же исчезает. — Или оберег на ней какой сильный стоит? Редкое сочетание практической непригодности и внутренней защищенности. И что мне с ней делать?

И придумала отправить меня в люди, чтобы попыталась пробудить силы и заодно выявить, кто же я на самом деле.

Помня свое не очень положительное поведение и прочие спецэффекты характера, я полагала, что из меня получится все-таки ведьма. Ради справедливости надо сказать, что не только я была бельмом в глазу у ректорши, которая за время моей учебы не смогла ни выгнать меня за профнепригодность, ни рассмотреть во мне специфические способности. Со мной вместе «практиковаться» были направлены также Анютка Соболь и Оленька Ясногорская. Анютка вообще не понимала, как она оказалась в академии (не иначе дядя леший постарался, что, собственно, и соответствовало истине), и летела с целью выйти замуж, чего и не думала скрывать. И ей даже было без разницы за кого, в роду Соболей женщины были небрезгливые. Пусть и больной на голову, лишь бы муж. Анюта и сама на нормальность не особо претендовала. Способности у нее как раз были, проклинать Анюта умела хорошо, только тоже непонятно как. То есть проклятие было сильное, но, доходя до проклинаемого, просто растворялось. Посыл мощный, а результат нулевой. В общем, что-то схожее у нее со мной было. И студентку Соболь явные неуспехи в учебе тоже как-то не особо волновали. Учиться она не хотела в принципе.

Оленька же у нас была красивой блондиночкой из тех, которые рассчитывали на свою красоту и обаяние, но никак не на магические способности. При маме сильной ведьме и папе лучшем выпускнике своего года (да, папа уже лет восемь как куда-то исчез без объяснения причин) она была тем самым позором семьи, про который на ведьминских посиделках лучше молчать. Учеба интересовала ее в еще меньшей степени, чем Анютку. В жизни столько всего интересного, чего стоило увидеть и попробовать. А сидеть в болоте с кикиморами и солить мухоморы ей решительно не хотелось. Вот и сейчас она обложилась кипами рекламной туристической макулатуры и твердо решила посетить все доступные, а недоступные тем более, достопримечательности. В ее багаже прочно обосновались буклеты с надписями «Прогулки по Петергофу», «Осень в Павловске», и отдельно три кипы были посвящены Эрмитажу. Да, летели мы в культурную столицу, в славный город Санкт-Петербург…

Только это и согревало мою до обморока боящуюся летать тушку. В Питере я не была никогда, но много слышала. Туда частенько летали развлекаться ведьмы с пятого курса. Волшебницы и прочие феи этот город отчего-то не любили, гордо воротили нос и предпочитали городам, кои в их представлении виделись пристанищем зла и дурных желаний, зеленые леса и просторы полей. На мой взгляд, феи не особо расторопные существа, поэтому ведьмы и успевают уводить у них клиентов. А уж прикинуться доброй волшебницей любая нечистая сила умеет с младых ногтей. Врожденное это. Отсюда и такая нелюбовь к городам у нашей светлой силы. Просто не выдерживают конкуренции наши девочки в белых или розовых платьицах. Гораздо проще танцевать на лугу, пить росу с цветов и осчастливливать своим появлением заблудившихся романтиков. Одно жалко: благословенное время цветения лугов и зеленой прохлады леса в нашей стране длится совсем недолго, как и счастье добрых волшебниц. Некоторые держатся в летнем угаре три месяца, самые стойкие четыре, а все остальное время они предпочитают проводить в стенах родной академии и прилегающих к ней районах. Чтобы, если уж совсем стало грустно в мерзкое межсезонье или жуткую зиму, было где погреться и пожаловаться на тяжкую жизнь маленькой феи. Кстати, последняя из выпускниц светлого отделения нашего учебного заведения была весом под центнер, объедалась без меры сладким и еле влезала в розовые платьица какого-то последнего размера. Впрочем, все остальное было при ней: ярко выраженное желание творить добро и нести людям счастье (был бы только климат теплый и зелени побольше), нежные светящиеся крылышки, которые каким-то чудом все же поднимали деву в воздух, и тяжелейшая депрессия в зимний период. Так что за разгром в городах были ответственны исключительно ведьмы и прочая нечисть с темного отделения. Ну а кто ж, кроме нас…

Я поймала себя на том, что, похоже, определилась со специализацией и меня уже можно оставить в покое. Осталось донести эту мысль до нашего руководителя практики, и можно поворачивать самолет обратно? Хотя нет, столько людей летит в Питер, не возвращаться же им в сибирские леса из-за того, что на земле стало одной определившейся ведьмой больше. Надо же и совесть иметь, в конце концов. Да и Арсений Гавриилович сидит себе спокойно, даже задремал, бедолага. И вообще, мы почти прилетели, и город меня давно манил. То, что рассказывали старшекурсницы, вызывало легкую зависть и желание тоже как можно скорее здесь оторваться. В общем, я посмотрела на нашего белокурого руководителя, который сидел передо мной в кресле, и решила, что час полета еще выдержу. Он же терпит…

Да, наш руководитель, под опекой которого мы должны были определяться в жизни, был личностью выдающейся. Хотя бы потому, что никто в академии не знал, кто он. Даже Анфиса Петровна. Просто однажды утром в одном из коридоров учебной части дежурные нашли двухметрового белокурого дядьку, который бесцельно бродил и с неподдельным интересом рассматривал не совсем цензурные надписи около кабинета, где обычно проводились занятия по отрабатыванию проклятий. Якобы анонимные надписи оставляли и те, кого прокляли, и те, у кого проклятие не получалось совсем или все шло так криво, что потом сложно было найти, куда ж его отнесло и какие последствия это возымело. Естественно, авторов знали все, как-никак сила настолько же индивидуальна, как и папиллярные узоры. Но студентов это все равно не останавливало, преподаватели смотрели на это сквозь пальцы, и новые ругательства появлялись на стенах с завидной регулярностью, чтобы к выходным исчезнуть и дать чистое полотно для новых записей. Но тогда была пятница, и весь ругательный фольклор за неделю был во всей красе, кое-где даже с графическими пояснениями, чтоб уж было совсем понятно всем, кто и что о ком думает.