Леди-отступница - Рейчел Хокинс

Неподалеку от Джексона, штат Миссисипи

Голова у него болела.

В последние дни она болела постоянно, да и вообще уже давно – настолько давно, что Дэвид не смог бы сказать, стала ли боль сильнее. Голова его болела так долго, что это становилось невыносимым.

Как всегда в такие вечера, когда ему было плохо и собственное тело казалось чужим, он думал о Харпер. О Пайн-Гроуве и обо всем, что там оставил. Дэвид правильно поступил, в этом он не сомневался. Если бы он остался в Пайн-Гроуве, заставив Харпер отказаться от стольких радостей жизни ради его защиты, это в итоге причинило бы ей лишь вред. Не только физический – хотя, видит Бог, такой риск тоже был, – но и всякий другой. Вся ее жизнь тратилась бы на обеспечение его безопасности! Нет, Дэвид не мог обречь ее на это. Поэтому проще всего, как ему показалось, было вообще исчезнуть оттуда. Тогда, если кто-то за ним погонится, Харпер не придется его защищать.

В тот момент это показалось очень хорошей идеей.

Даже Райан и Би, два человека, переживающие за Харпер не меньше него, сочли это наилучшим выходом. Они помогли ему сбежать, и Дэвид думал… ну, на самом деле ничего он толком не знал. Убраться оттуда было главным пунктом, и он просто решил, что после побега сообразит, как поступить дальше.

Это было до того, как головные боли – и видения – усугубились.

До того, как у него возникло ощущение, что он куда-то направляется. Или его ведут. Каждый день Дэвид садился за руль автомобиля и ехал, но не мог сказать, куда именно. Он знал только, что нужно свернуть здесь или уйти с автострады в этом месте.

Вероятно, это должно было пугать его, но он, наоборот, испытывал что-то вроде облегчения.

Дэвид сидел за столиком в кафе и пытался заставить себя еще откусить от бургера. Новая проблема: непросто есть, когда у тебя постоянно раскалывается голова, и одежда уже становилась ему велика. Лишнего веса у него и так не было, поэтому он, вероятно, выглядел костлявым. Но поскольку в последние дни Дэвид избегал своего отражения в зеркале, то удостовериться, насколько плохо он выглядит, не мог.

– Вам… э… нужно что-нибудь еще?

Кроме него в этой фастфудовской забегаловке находилась только кассирша, и несколько минут назад она вышла из-за стойки, чтобы подмести завалявшиеся ломтики жареного картофеля и обертки от соломинок. Она была примерно его возраста, лет семнадцати, с прямыми каштановыми волосами до ключиц. На Харпер она походила не слишком – видит Бог, Харпер ни за что не надела бы эту оранжевую униформу из полиэстера, – но ее зеленые глаза имели похожий оттенок, и при виде их к головной боли Дэвида добавилась еще и боль в груди. Поэтому он заставил себя улыбнуться девушке, хотя получилась наверняка гримаса.

– Все в порядке, – сказал он и впервые услышал, каким хриплым стал его голос.

Может, это из-за того, что за последние недели он почти ни с кем не разговаривал, или из-за всех этих криков во сне. В любом случае, даже самому Дэвиду его голос показался скрипучим и незнакомым, а по тому, как девушка слегка попятилась, он понял, что и ей этот звук понравился не слишком.

А может быть, кассирше показались странными его солнцезащитные очки.

Внутри закусочной было светло, но недостаточно для темных стекол, прикрывавших его глаза. Теперь он носил их постоянно. Когда Дэвид покинул Пайн-Гроув, его глаза превратились в яркие круги золотого света, и он по опыту знал, что обычно это отпугивает людей. Темные очки не могли замаскировать этот свет полностью, но окружающим проще было думать, что они просто видят какое-то отражение в стеклах. Люди предпочитают верить наименее жуткому объяснению явлений.

До этого Дэвид тоже дошел своим умом.

Девушка снова принялась подметать, а он возобновил попытку поесть и сдержать видения.

Когда-то ему требовалась помощь, чтобы увидеть будущее. Требовалось руководство и волшебство его алхимика и паладина, чтобы увидеть вещи ясно. Теперь же он, похоже, не мог прекратить видеть будущее, и каждый день превратился в борьбу за то, чтобы удержаться в настоящем. А хуже всего было то, что Дэвид даже понятия не имел, что означают эти видения. Странные, обрывочные образы приходили к нему – что-то в огне, кровь на желтом платье, – но иногда он чувствовал, что образы приходят из другого времени и места. Ему периодически снился сон, в котором фигурировали всадники, и другой – пещера с густым запахом благовоний и люди в этой пещере, облаченные в мантии.

Случалось, Дэвид задавался вопросом: может, это вовсе и не видения, а просто он сходит с ума? Учитывая, какими жестокими и страшными стали являющиеся образы, иногда казалось, что безумие было бы лучшим выходом.

– Э… мы скоро закрываемся.

Подняв глаза, Дэвид увидел, что кассирша стоит у прилавка, сжимая щетку. Волосы падали девушке на глаза, и она переминалась с ноги на ногу, ее кроссовки поскрипывали на линолеуме. Вот еще что Дэвид узнал за последние два месяца: люди его боялись. И дело было, пожалуй, не в голосе и темных очках: окружающие чувствовали, что с ним что-то неладно, что он переступил порог нормальности.

– Да-да, – отозвался Дэвид, собирая остатки еды и запихивая жареный картофель в бумажный пакет, которым держал бургер. Вылезая из-за столика, он взял свой поднос и пошел к емкости для отходов, притворяясь, что не заметил, как девушка передвинулась поближе к прилавку.

Глупо было приходить сюда. Он не только зря потратил деньги, которых у него, в сущности, не имелось, на еду, практически не съеденную, так теперь еще и напугал эту девушку, и ему это было неприятно. Дэвид хотел бы сказать – неприятно потому, что он не любит пугать людей, но на самом деле ему не нравилось, когда ему напоминали о том, кто он такой. Чем больше времени он проводил в одиночестве, тем более странно чувствовал себя, вынужденно выбираясь на люди.

От этого было хуже, чем раньше. В Пайн-Гроуве Дэвид, может, и был оракулом, его глаза сверкали и иногда приходили видения, но у него имелись и друзья.

У него была Харпер.

Существовала, опять же, и другая сторона. Другая правда. Причина, по которой он в последнее время проводил так много времени один, хотя и говорил себе много раз, будто не знает точно, что случилось в те другие вечера… с теми другими девушками.

Дрожащими руками он сбросил остатки своего ужина в урну, уже прикидывая, чем займется, вернувшись этим вечером в мотель. Сложит свои немногочисленные пожитки в сумку, посмотрит, не завалялась ли мелочь вокруг торговых автоматов, и уберется к…

Затем его настигла боль, быстрая и внезапная, и такая интенсивная, что Дэвид почувствовал, что может умереть, в смысле – нельзя испытывать такую боль и не умереть.