Первое предательство - Патриция Брей

Налетел порыв ветра, и пламя маяка замерцало. Огонек бился отчаянно, наконец, не выстояв, погас, и Джосан оказался в темноте. Чтобы не обжечься, пришлось обмотать кисть плащом; одной рукой он нащупал огниво, а другой придвинул фонарь. Лампа разгорелась только с третьего раза, и Джосан закрыл задвижку. На несколько мгновений мягкий свет озарил небольшую платформу, но новый порыв ветра — и все опять оказалось во мраке.

Джосан больше не пытался зажечь огонь. Он понимал, что нет никакой необходимости наблюдать за морем и башней. Однако темнота тревожила, и подавить это чувство было нелегко. До сегодняшнего дня маяк всегда оставался вместилищем света — огромные окна пропускали солнце, а на закате зажигались три больших фонаря. Сегодня лампы погасли, и казалось, что море вот-вот поглотит маяк.

В темноте звуки усиливались. Дождь хлестал по деревянному настилу, безжалостный ветер задувал во все щели. Внутри башни гуляли сквозняки, и Джосан плотнее укутался в плащ. Ветер нарастал, где-то вдалеке послышался треск. Джосан вздрогнул, собрался было проверить, что там, но передумал: пока шторм не прекратится, дергаться не стоило.

Он снова начал прислушиваться к грозе. Ощущение, что еще немного и маяк уйдет под воду, никак не покидало его.

Джосан поражался силе бушующего моря. Расколется ли каменная башня от очередного яростного удара, или стихия все же ослабит напор? Умей Джосан молиться подобно простому рыбаку, он мог бы умилостивить морских богов приношениями и ритуалами. Однако его вера не давала подобного утешения. Джосан служил Истинным Богам: Закару, дарующему жизнь, и его брату Ате, награждающему знанием. А Братья-Близнецы интересовались лишь делами небесными и находились слишком далеко, чтобы обращать внимание на судьбу простого монаха.

Вспомнилось лицо брата Танатоса, всегда говорившего: «Помните, не Боги служат нам, а мы им». Это самый первый и самый важный урок.

Истинные Боги — хранители всех знаний, и Ученые Братья из коллегии поклонялись им, накапливая мудрость и знания. До ссылки Джосан служил Истинным Богам верой и правдой и теперь прекрасно знал, что расположения не заработал. Боги равнодушны к тому, кто рискует жизнью, точно так же безразличны они и к судьбам всех людей.

Зачем питать пустые надежды, просто нужно надеяться на мастерство строивших башню. Две сотни лет назад корабль принца Тксомина сел здесь на мель, и судно разбилось вдребезги под беспощадным напором волн. Принцу пришлось добираться до берега вплавь, тогда он и пообещал возвести огромный памятник Богам в благодарность за спасение.

Маяк построили на том самом месте, где Тксомин сошел на берег. Для строительства использовали куски цельного гранита, привезенного из далеких южных стран. Башня имела сто футов в высоту и была достаточно широка, чтобы вместить в основании небольшую кладовую. Венчалась башня платформой, которая едва достигала двадцати шагов в длину. Внутри маяка имелась деревянная винтовая лестница с железными ступеньками. Два верхних пролета занимали склады и комнатки для отдыха. Лестница вела к люку, через который можно было попасть на платформу. Под самой крышей к стенам крепились блоки. С их помощью наверх поднимались тяжелые, громоздкие предметы, хотя Джосан сомневался, что механизмом пользовались со времени постройки.

Строители башни были последователями старой икари-анской веры, о чем свидетельствовали стены маяка, исписанные цифрой «3». Она, по словам верующих, обладает мистической силой. Однако Джосан знал, что единственная цифра, обладающая магическими свойствами, — пятерка. Впрочем, несмотря на странные убеждения, каменщики возвели прочное сооружение, способное простоять века. В каком-то смысле маяк являл собой пережиток былой славы народа, когда подобное расточительство мог позволить себе даже шестой по линии наследования претендент на трон.

Сначала смотрителями маяка становились священники старых религий. Позже на трон вступил император Аитор, и древних богов перестали чтить, а духовенство возглавили Ученые Братья. Монотонные молитвы уступили место тщательно записываемым наблюдениям за погодой и приливами.

Раньше Джосан не обращал внимания на погоду. Он либо проводил дни в библиотеке, либо, когда приезжал в Седдон и Ксандрополь, вел беседы с учеными. Однако все изменилось в тот самый момент, когда Джосан стал смотрителем маяка.

О том, что разразится шторм, он знал еще вчера, когда увидел, как волны разбиваются о берег против направления ветра. Стало ясно, что яркий солнечный свет — всего лишь иллюзия.

Все утро монах провел за приготовлениями к буре: переносил запасы из кладовой на один из трех пролетов башни, заполняя там каждый дюйм доступного места, проделал долгий путь, чтобы предупредить о надвигающейся непогоде крестьян, живших на острове летом и осенью. Те недоверчиво отнеслись к его словам, ведь небо над головой оставалось чистым и безоблачным. Странно, что люди, которые провели здесь всю жизнь, не замечали признаков опасности. Вежливо, хотя и скептически они выслушали предупреждение, но тем не менее предпочли довериться собственным инстинктам и яркому солнцу над головой.

Джосан напомнил, что он слуга Братьев-Близнецов. Однако на вопрос, послали ли ему это предостережение Боги, ничего конкретного ученый не ответил, хотя и считал, что в каком-то смысле именно Братья-Близнецы дали ему необходимое знание для изучения погоды и чтения сообщений, которые приносили ветер и приливы.

К тому времени как Джосан вернулся на маяк, облака уже закрыли небо. Прилив той ночью поднялся необычайно высоко, и с наступлением рассвета дождь забарабанил по крыше. Шторм усиливался, а темные тучи так затянули небосклон, что трудно было понять, когда зашло солнце. Яростно бушевал ветер, и зажигать большие фонари не имело смысла. Оставалось только надеяться, что шторм не настиг какой-нибудь корабль.

Монах беспокоился и за деревенских жителей. Прислушались ли они к предупреждению, ушли ли выше в горы?

Сам Джосан, несмотря на близость башни к морю, предпочел остаться внутри. Но то, что раньше казалось преданностью долгу, под натиском бушующей стихии представлялось абсолютной глупостью.

Внезапно Джосана осенило, что он может здесь погибнуть, став жертвой не столько шторма, сколько собственной недальновидности, ведь вряд ли маяк выстоит перед силами ветра и воды. Злость сменилась страхом, когда он осознал всю глупость положения. Однажды судьба уже сохранила монаху жизнь; тогда, несмотря ни на что, он переборол смертельную болезнь. Теперь спасения ждать было неоткуда.

С каким-то нездоровым интересом Джосан представлял возможный конец: раздавят ли его камни рухнувшей башни, или вынесет в море, где он утонет. В конце концов смотритель пришел к выводу, что сначала его сильно изуродует и завалит обломками разрушенного маяка, и только потом, не будучи в силах освободиться, он пойдет ко дну.

Решив так, монах успокоился и стал ждать дальнейшего развития событий. Вскоре ветер начал стихать, а волны успокаиваться. Дождь за ставнями шумел уже не так сильно. Джосан снова зажег фонарь, и на сей раз огонек не погас. Ученый осторожно пробрался к краю платформы, пытаясь рассмотреть башню маяка, но было слишком темно. Дождавшись солнца, Джосан поднялся на ноги, толкнул разбитые ставни и выглянул наружу.