Сказание о страннике - Дэвид Билсборо

Утроба Вагенфьорда. Башня тьмы. Престол зла. Подземное святилище ужаснейшего из тех рогров, что нечистая рука Ольхора спустила на мир.

«...Нечистая троица темных ангелов, архангелов Ольхора, исторгнутых преисподней, возвысилась снова.

Скейсур-Предвестник. Хищник из Моря, восстал из ледяного плена,

чтобы завладеть всем сущим и довести мир до тлена Грудна, Фир-Драйкк, Душа Разрушения, выполз из Ада. И Дроглир, сильнейший из них, упал с почерневшего неба. Темные Ангелы являются там, где приходит коней бытию...»

Край мира, самая северная точка материка, выше неё лишь остров Мелхас — земная юдоль льда и пламени, где все четыре элемента природы ведут нескончаемую войну друг с другом. Ветры, воющие подобно ненасытным демонам, несут из сердца преисподней Айсхолм ледяные осколки, способные ободрать заживо. Вулканы, зловонные чудовища, пышущие раскаленным гневом, покрывают тучами пепла студеные поля, и те, на миг взбурлив, вновь застывают.

«...Зло воплотилось в несущих беду Аватарах и башню воздвигло — погибели царство, слепящее владение Проклятых — и распахнуло когтистые крылья над Линдормином, этим губительно зараженным миром, пролилось кровавым дождем, погрузив всё в бескрайнюю тьму...»

Нечестивая Троица, упоенная триумфом, тщеславно считала, что небеса стерпят ее восхождение:

«...И лязгнули основы мира, словно Гончие Небес дождались своего пира и залились истошным лаем, заставляя содрогнуться иззубренный ледяной край земной тверди. Это явились мы, неумолимые воины, непревзойденные пеладаны, несметные числом от века...»

Высоко поднятые стяги, пронзительный рев боевых рогов — за передовым отрядом и сверкающим Анфертом его предводителя армада доблестных рыцарей подходила к земле льда и пламени на кораблях, коих не счесть.

Безжалостно и непреклонно штурмовали они Утробу, пробиваясь через Могол, и наконец прорвались в Смолк-Дегернес — зал Огня:

«...Сотрясаемая земная твердь разбудила Грудну; разворачивая кольца покрытого чешуей тела, вылез он из Подземья. То не обман — глава его поднялась над черной как смоль завесой, полыхающий взгляд пронзил туман, раскрывшиеся крылья преградили вход в зал Огня...»

«Мужайтесь! Мужайтесь! Мы сдюжим. Не дайте Злу затуманить ваш взор, разите, не раздумывая. Никаких колебаний!»

«...И вот сквозь слепящий свет взирали мы чрез забрало шлема на пронзенных шипами охайн-иддьявов на стенах... Веки их срезаны, дабы не защититься им от пламени яркого, что лишало зрения и обращало глаза в бельма...»

«Опустить забрала! На нас опять летит Драйкк... О, проклятие!»

«...Рек расколол стеклянные стены зала, на нас изверглась безжалостная волна пламени, и под ней, как трава, полегли легионы воинов. Стремительные взмахи громадных крыльев нагнетали тьму, гнилостный сок утробы Ада поглощал нас...»

Нас уничтожали: кто-то успевал закричать перед смертью, иные плавились на глазах, другие тотчас обращались в пар. Но отступать нельзя, ибо нарушенные клятвы и неисполненные обеты навлекут ужаснейшее возмездие.

«...Мы гибли, воздвигая собой стену из почерневшей плоти, обгоревшего мяса — плотину из мертвых. Мы кричали и задыхались, превозмогая действо одуряющего дыма, но не переставали стрелять из арбалетов. Стрелы звенели и криком бури пели и наполняли воздух чистым дыханием Бога…»

Волна за волной взмывали над расплавленной рекой наши стрелы; воспламеняясь в полете, огненным дождем обрушивались они на Драйкка. Потемневший от крови, обдирая брюхо о стеклянные зубцы, Грудна в последний раз ринулся на нас.

Здесь, у входа в Лубанг-Нагар, мы видели, как пал Фир-Драйкк, канув в Ад. Однако Скейсур и Дроглир исчезли без следа.

«...Когда туман осел — стояли мы, священные воины Очищающего меча, пеладаны Истинного Бога...»

ПОБЕДА…

Пролог

«Все складывается не лучшим образом», — размышлял Скейсур, направляясь в тронную залу властелина.

Точнее, все было хуже некуда. Грудна, Фир-Драйкк, повержен. И хотя он, Скейсур, и Дроглир все еще живы, из Нечестивого Триединства их осталось только двое.

О ничтожные людишки, нижайшие из солдат любили посмеяться над Скейсуром. «Старина Скей», — называли они его, подражая походке, имитируя высокопарность речи. Им были смешны его стихотворные потуги. Щегольская накидка, отделанная горностаем, вызывала у них ухмылку — к тому же, он не одевался в черное. Но наступал день, когда они впервые оказывались всего в нескольких ярдах от Скейсура, и тогда все ухмылки исчезали, а шутки больше не казались смешными.

Стоило им почувствовать горький аромат, стелющийся впереди него, увидеть его воочию, и им становилось ясно — они больше никогда ни над чем не засмеются.

Теперь в их глазах прятался истинный страх. Выправка оставалась гордой, челюсти сдвинуты так же упрямо, но это была лишь видимость воинского бесстрашия. Прежняя собранность охотника, преследующего дичь, исчезла; глаза едва скрывали ужас, возрастающий с каждым приближающимся шагом Скейсура.