Анабиоз. Город страшных снов - Ежи Тумановский

Белый, идеально ровный потолок и серые, в грязных потеках стены. Резкий контраст, неприятный и завораживающий. Лебедь в бассейне с мазутом. Балерина в кресле асфальтоукладчика. Пена странных мыслей на черной поверхности отступающего сна…

Егор на секунду прикрыл глаза, сухо сглотнул, сморщился от боли в горле. Такого опустошенного и разбитого состояния он не припоминал со времен «обмывания» диплома. Но безудержные пьянки ушли в прошлое вместе со студенческой беззаботной жизнью. Вчера он лег очень поздно — разбирал до трех часов ночи чужой код — и намеревался спать до обеда. Тем более, что по договоренности с начальством мог приехать на работу во второй половине дня и аргументированно объяснять аутсорсерам, писавшим программу, что вина лежит исключительно на них. Он не слышал, чтобы мама куда-то уходила, и вообще спал как убитый всю ночь, что случалось с ним довольно редко.

Сколько же сейчас времени?

Егор тяжело вздохнул и попробовал повернуть голову. В шее что-то хрустнуло, по спине прошла короткая судорога, в ногах появилось неприятное жгучее покалывание.

«Да я заболел», — сообразил Егор, с трудом переводя дыхание.

Но где же тогда мама? Вчера она взяла отгул, чтобы решить массу накопившихся дел. Значит, с утра должна быть дома… Почему так холодно и откуда эта грязь на стенах? С каждой секундой Егор чувствовал, как все дальше отступает сон, оставляя его наедине с какой-то совершенно неправильной реальностью. Грязь в их квартире была попросту невозможна. А когда единственный сын вдруг начинал болеть, мама не отходила от него ни на шаг.

Может, просто ушла в магазин?

— Мам, — сипло позвал Егор.

Лишь услышав собственный шепот, отчетливо прозвучавший в абсолютной тишине, Егор понял, что еще было ненормально в это странное утро: с улицы не доносилось ни звука. Несмотря на пятикамерные пластиковые окна, звуки большого города были, пусть и глухо, но слышны практически всегда. Стучали по рельсам трамваи, надсадно гудели грузовики, шумела вода в трубах и канализационном стояке… Теперь же вокруг царила абсолютная тишина. Только собака, видимо опять забытая соседом-алкоголиком на улице, протяжно выла во дворе.

Превозмогая слабость, Егор согнул руки в локтях, уперся ладонями в постель и кое-как, в несколько приемов, сумел сесть. Голова кружилась, нестерпимо хотелось пить, но то, что он увидел вокруг, мгновенно заставило его забыть обо всем остальном.

Со вчерашнего дня комната изменилась самым непостижимым образом. Грязные, сплошь в темных потеках, стены скалились крупными трещинами, избороздившими штукатурку от пола до потолка. Обои превратились в бесформенные груды пожелтевшей бумаги. Безобразными буграми пучился на полу дорогой паркет. Шкаф с книгами выглядел так, словно его только что привезли с чердака дачи: разбухшие кривые полки и выпирающие из стройных рядов тома, с расползающимися страницами. Оплавленный «зарядник» в розетке, покрытая толстым слоем пыли люстра, не менее пыльный телевизор в углу. Растрескавшийся журнальный столик, который вроде бы совсем недавно ремонтировали.

Повсюду, куда падал взгляд, виднелись лишь оттенки серого. Единственное яркое пятно в бледной комнате — плакат-календарь с красной гоночной машиной. Плотная бумага поднялась горбом, лишь краями брезгливо держась за обветшавшую стену.

И главное доказательство того, что все вокруг реально, а не просто чудится спросонья — затхлый воздух нежилого помещения.

По рукам двинулась волна колючей боли. Егор поморщился, с недоумением поднес ладонь к лицу. Под кожей явно что-то происходило: слабо пульсировали обычно невидимые мелкие сосуды, а вокруг них медленно таяли ярко-желтые нити.

Егор отпрянул. Если бы собственную кисть можно было отбросить, отбросил бы…

В ужасе он поднял к лицу вторую руку. Она тоже мерцала желто-розовым, словно просвеченная насквозь мощным фонарем…

— Мама… — выдавил Егор, и в этот момент голова взорвалась приступом резкой боли.

Сжав ладонями виски и стиснув зубы, он с мучительным стоном повалился на кровать. За окном к первой завывающей собаке присоединилась вторая.

Боль отступила так же быстро, как пришла. Егор лежал на боку, продолжая отмечать всё новые и новые нелепости в окружающем интерьере. Серые тряпки вместо идеально белоснежных простыней, которыми так гордилась мама. Батареи, покрытые таким слоем ржавчины, словно их притащили с помойки. Бугрящееся кресло. Помутневшая синяя ваза на окне. Огромные скопления паутины во всех углах. Пыльное зеркало в дверце шкафа.

В их квартире что-то случилось. Что-то странное, выходящее за пределы понимания. И произошло это, видимо, прошлой ночью.

Собачий вой сменился яростным рычанием, лаем. Судя по звукам, две собаки сцепились прямо под окнами Егора. Впрочем, рявканье и повизгивание тут же начали быстро удаляться, и вскоре снова стало тихо.

«Как в могиле», — пришла невольная мысль. Егор содрогнулся от того, насколько она подходила к обстановке.

Вытеснив отступившую головную боль, на первый план выступила жажда. Егор дотронулся языком до пересохшего нёба. Казалось, он не пил не короткую летнюю ночь, а минимум несколько дней. Желание сделать хотя бы глоток воды предельно обострилось меньше чем за минуту.

— Мама!

На этот раз крикнуть удалось достаточно громко. В непривычной, какой-то даже вязкой тишине квартиры хриплый звук собственного голоса показался Егору неестественным и жутким.

Осторожно перевернувшись на живот, он сполз на пол, постоял немного на коленях, пытаясь привыкнуть к ощущению слабости в конечности. Посмотрел на руки — обычная кожа, никакого желтого свечения. Голова кружилась, во рту словно прошла песчаная буря, где-то внутри, в районе солнечного сплетения, зарождалась противная дрожь.

Внезапно Егор сообразил: совсем рядом, на кухне, есть вода! Надо только добраться до нее. Даже если графин пуст, можно ведь напиться из крана. Вряд ли, правда, это потребуется: раз он болен, мама наверняка сделала целую кастрюлю прохладного кисло-сладкого клюквенного морса, который так приятно налить в пузатый фужер на тонкой ножке и пить, пить маленькими глотками…

Вдохновленный представленной картиной, Егор глубоко вздохнул и, опершись руками на край кровати, поднялся. Колени дрогнули, голова закружилась сильнее, подступила тошнота, но надежда добраться до кастрюли с морсом дала силы сделать несколько неуверенных шагов к стене. Ног ниже колена он практически не чувствовал.

Медленно переступая непослушными конечностями по грудам ломких, крошащихся обоев, Егор опирался руками на шершавую поверхность грязной стены и понемногу приближался к заветной цели. В тишине пустой квартиры каждый шаг, сопровождаемый хрустом сминаемых обоев, звучал неприятно, словно приходилось идти по насекомым. Несмотря на летнее время, в квартире было прохладно, и Егор начал покрываться «гусиной кожей».