Закон абордажа - Игорь Недозор

Год 3342 от Возведения Первого Храма. 12-е число месяца аркат.

Материк Иннис-Тор. Изумрудное море. Остров Ледесма.

Владения королевства Хойделл. Стормтон.

Сквозь черный смоляной дым пробивалось кровавое зарево разрастающегося огня. Всё вокруг тряслось и шаталось, казалось, весь мир вертелся и приплясывал в диком танце смерти.

Казалось, не было уже ничего во вселенной, кроме огня, грома, свиста раскаленных ядер, чертящих багровые дуги в серой полумгле порохового дыма, и треска разгорающегося пламени. Словно «Альбатрос» вместе со своей командой угодил в пятнадцатый ярус преисподней, где обречены вечно сражаться и умирать трусы, дезертиры, мародеры и предатели — хотя они не были никем из перечисленных.

Просто им не повезло — как не повезло бы любому флейту, взятому в клещи галеоном и фрегатом.

Корабль сотрясался от залпов, и ничего не разглядеть было в дыму: из дымной пелены с шипящим свистом и воем прилетали вражеские ядра.

Удар и треск — ядро обычное.

Удар и негромкий шипящий хруст — ядро раскаленное, входящее в восьмидюймовый борт, как в масло.

Летящие сверху обломки, канаты, рваная парусина — цепной книппель.

Щепки и лохмотья — картечь.

Видно, командир эгерийцев был сегодня не в духе, раз не заботился о сохранности трофея, твердо решив доконать ненавистного капера.

Самое удивительное — «Альбатрос» находил в себе силы огрызаться.

Еще рявкали под палубой его пушки, еще пытались что-то сделать с рваными парусами и снастями матросы, еще зачем-то бестолково размахивали абордажными крючьями морские пехотинцы на баке…

Но к Домналлу это все уже не имело отношения. Бессмысленно было метаться, выкрикивая команды, бегать, спотыкаясь об обломки и трупы. Умереть можно и без этого. Треск ломающегося дерева и треск огня, шипение падающих в воду горящих обломков, хриплый вой эгерийской трубы…

Наверху с треском лопнули канаты, и тяжелый обломок реи рухнул на палубу. А рядом с глухим стуком ударился о палубные доски упавший с мачты матрос со снесенной половиной черепа.

Горели снасти, горели деревянные обломки, горели лохмотья парусов.

И вот из порохового дыма выдвинулась высокая тень вражеского фрегата. Абордажный крюк перелетел через фальшборт и намертво впился в дерево. И почти сразу на палубу шлюпа упало несколько бочек, наполненных порохом и гвоздями. Взрыв разнес начинку во все стороны — гвозди не хуже картечи скосили всех, кто еще смел сопротивляться.

Потом что-то ударило капитана по затылку, палуба поднялась дыбом и бросилась в лицо…

* * *

Он лежал ничком, уткнувшись в смятую подушку.

Было тихо. Так тихо — только тонкий звон в ушах…

Пробормотав вполголоса ядреное морское проклятие Хамирану и всей родне его, капитан Домналл поднялся, чувствуя, как сильно болит голова.

Прохладная, облицованная панелями красного дерева комната на втором этаже принадлежавшего командору маленького особняка на улице Святого Брандана покачивалась, словно палуба в мертвый штиль.

Затылок буквально трещал, и капитан не смог удержаться — исподтишка запустил пальцы в волосы, ощупывая место удара, где даже шрама не ощущалось…

Лекарь на корабле дона Ронкадора был отменный — из пленных хойделльцев, помнится, умерло лишь трое.

Нет, вторая бутылка рома, выпитая вчерашним вечером, была все же лишней! Медикус ведь предупреждал — хмельным после такой раны увлекаться не след…

Он привычно поднялся и позвонил в колокольчик, призывая лакея с умывальными принадлежностями.

Приведя себя в порядок и распорядившись насчет завтрака, Домналл прошелся по второму этажу жилища, в коем обретался. Покои командора состояли из четырех комнат: кабинет с книгами, картами, астролябиями и коллекцией оружия; спальня с широкой кроватью; вторая спальня — на всякий случай — и гостиная, где принято было встречать гостей, а в иное время принимать пищу.

Зайдя в кабинет, командор некоторое время изучал висевшие на стене клинки.

Кое-что было взято им в боях, а что-то куплено в лавках оружейников или у кабатчиков — видать, оставленное в залог пропившимися до последних штанов моряками.

Мощный нордландский палаш — тяжелый, широкий, обоюдоострый. Привезенный кем-то из-за Бескрайнего океана сянский каплианг, изящно выгнутый, — его Домналл вытащил из окостеневшей руки поверженного корсара. Пикаронский боевой нож ка-бар. Арбоннская офицерская сабля с вызолоченным и богато украшенным эфесом, заканчивающимся головой дракона. Вторая сабля — эгерийская, на ее эфесе было почему-то изображение скачущего на коне всадника и надпись урмосскими буквами «Виват кабальеро» — золотом на вороненой стали. В центре всего этого оружейного великолепия висел скромный сайдсворд — семейная реликвия, единственное, что сохранилось после пожара старого поместья.

Позавтракав на скорую руку — рагу из бычьего хвоста, гусиная печенка и гарнир из молодых побегов бамбука, тушеных в пальмовом масле, — Домналл встал из-за стола и отправился к себе переодеваться в мундир. Слуги начали тихо и слаженно прибираться, что было несложно, поскольку офицер обитал тут один. Вернее, с двумя темнокожими слугами — лакеем Грорном и кухаркой Эллис, при которой поваренком и помощником для всяких мелких дел состоял ее сын Анго — десятилетний мальчик, недурно играющий на флейте. Эти трое и вели его дом, отлично справляясь — да, правду сказать, больше было и не нужно. Ведь основная часть жизни командора проходила на службе: либо на бастионах, либо в море.

Как-никак, заместитель начальника гарнизона и дел у него немало!

Конечно, Стормтон хорошо укреплен, но Элл бережет береженого. Известны случаи, когда отчаянные пираты совершали, казалось бы, невозможное.

Особенно после того, как Рагир Сын Смерти так ловко навострился вскрывать города и форты, словно арбоннский гурман — устричную раковину. А если учесть, что адмирал ок Л'лири староват и тяжел на подъем, то можно сказать, что именно Домналлу ок Ринну вверен город Его Истинного Величества — Стормтон.

Хоть и небольшой, но город и притом — столица владений королевства Четырех Островов в Дальних Землях.