Тризна по князю Рюрику. Кровь за кровь! - Анна Гаврилова

Воздух раскалился так, что и дышать страшно — кажется, жаркая пустота вот-вот опалит горло, выжжет все внутри. Пот по спине тонкими струйками — вскоре рубаха промокла насквозь, отяжелела…

Капли влаги проступают на лбу, быстро катятся вниз, оставляя соленые дорожки на чумазом лице.

— Фух, как в бане! — выдохнул Добря и в который раз утер лоб рукавом.

Он схватился за край бревна, поднатужился, но упрямая деревяшка не поддалась.

— Брось! — гаркнул отец. — Пупок развяжется!

— Не развяжется… Сейчас, только передвину этот край…

— Добря!

Мальчишка обернулся и, уловив во взгляде отца нешуточный гнев, отдернул руки. От жара бре́вна и доски истекают смолами, ладони у Добри липкие. Попытался вытереть о штаны, но только сильнее испачкался.

— Шел бы ты отсюда, — проворчал отец.

Сам без рубахи, в одних портах. Огромный, мощный, широкоплечий. От долгой работы под палящим солнцем кожа пропиталась бронзой, а волосы, наоборот, выгорели, стали тусклыми. Завидев этого громилу, все заезжие пугались, жались к стенам, принимая за разбойника, которого новый князь пленил и принудил работать ко всеобщей пользе. А местные не без ехидства рассказывали, что вовсе не душегуб, а лучший во всей округе плотник.

Вяч действительно был лучшим и доказал это, едва взялся за топор. Даже новый князь, проезжавший мимо, приостановил коня и удивленно смотрел, как деревенский здоровяк обтесывает бревна. А уж когда Вяч построил первый дом — назначил старшим плотником и жалованье положил.

— Добря, иди-ка ты отсюда… — повторил отец нехотя. — А то солнце в темечко ударит, и все, не быть тебе ни ратником, ни плотником.

Мальчуган захлебнулся вздохом, мгновенно покраснел, глаза блеснули недобрыми слезинками. Вяч заметил, растянул губы в добродушной улыбке:

— Иди, сынок. Как спадет жара, вернешься.

— А ты? — сурово спросил Добря.

— А мне Сварожий свет нипочем, — ответил плотник. Солнечные лучи путались в густой бороде, сияли.

Добря задрал голову, шмыгнул носом и пробормотал недовольное:

— Ладно.

Он медленно шагал прочь, переваливал через бревна, обходил груды струганых досок. Несмотря на редкую жару, отовсюду слышались стук топоров и веселые крики рабочих. Вдалеке мелькали женские фигурки — жены и дочери носят работягам питье, чтоб не померли от зноя.

За этот день город чуть подрос, впрочем, это заметно только им — плотникам. Простой люд на такие мелочи внимания не обращает, знай себе ворчит, что шума много. Да и на запах смолистой древесины жалуются, дескать, висит едким облаком, ноздри щекочет.

Добря фыркнул, оглянулся. Отца уже не видать — бревна загораживают, остальные тоже вроде как не смотрят. Паренек сделал несколько осторожных шагов, снова обернулся, на этот раз воровато… и пустился бегом.

Сегодня на улицах Рюрикова города пусто, потому как жарища разогнала по избам, но это хорошо — не нужно уворачиваться от прохожих, и никто не ругается в спину, не грозит оторвать уши. А частокол княжьего подворья приближается стремительно, вырастает угрожающей стеной. Бревна ровные, свежие и заточены как следует, ни один враг не пролезет. Ну, а в тени, точно под частоколом, уже возятся, пищат и дерутся мальчишки.

— Ага! — заорал Добря и с разбегу врезался в толпу.

Равновесие удержать не смог, повалился на землю, увлекая за собой ещё пару приятелей. Те брыкались, визжали, один даже кулаком в нос заехал, но это случайно. В ход пошли руки и ноги, кто-то дернул за рубаху, следом получил болючий пинок по самому мягкому месту. Добря ухватил за ворот того, кто был ближе, перекувыркнулся, таща его за собой. Но драка не удалась, потому как в следующий миг ликующий голос крикнул:

— Идут!

Добря отпустил противника, вскочил и рванул к стене.

В частоколе была только одна щель, зато длинная, и если успеть занять местечко получше, можно рассмотреть все-все. Он прильнул, уперся лбом в горячую древесину, сердце замедлилось, дыхание сбилось. Мальчишки облепили щель, как мухи. Сверху нависают, снизу упираются, отталкивают. Дышат осторожно, благоговейно молчат.

Воины выходили медленно, щурились от яркого солнца. Все в простых льняных рубахах и портах, некоторые даже сапог не надели. Лезвия мечей ловят солнечные блики, хищно блестят. Голос воеводы Сигурда грянул раскатистым басом, заставил всех вытянуться по струнке:

— Готовьсь! К бою!

Сонное благолепие Рюрикова града прорвал шквал звуков — крики, ахи, топот, визг железа. Кто-то из вояк успевал даже шутить, и не всегда пристойно. Мальчишки жадно ловили каждое движение, каждый шаг, сжимали кулачки, охали, если «любимый воин» промахивался, и ликовали, если удар ложился крепко. Дружинники бились остервенело, не обращая ни малейшего внимания на зной, а наблюдатели изредка забывали, что поединки шутейные, пищали под частоколом: