Останний день - Андрей Васильев

— Ты не мудри — попросил меня Сивый задушевно. Я этот тон знал с детства, он всегда так говорил, перед тем как перейти к процедуре, называемой им «от души в душу». Проще говоря перед тем, как съездить кому-то по морде — И что значит «в прошлый раз от меня только проблемы были»? Создавать проблемы окружающим это твое кредо, мы к нему привыкли. Помнишь, как из-за тебя в одиннадцатом классе заводка с «николаевскими» пошла? Тебе хоть кто-то слово сказал?

Верно, было такое. «Николаевскими» мы звали учеников соседней с нами гимназии имени Николаева, уж не знаю какого из них. Как-то не находили мы взаимопонимания, не складывался у нас позитивный, или хотя бы конструктивный диалог, а попытки любого общения всякий раз заканчивались хорошим таким мордобоем. А поскольку наши учебные заведения разделял лишь забор, то случались они часто, особенно в теплое время года.

Хотя если честно, причина данной нелюбви друг к другу тайной не являлась, во всем, как и всегда, был виновен слабый пол. Нам не нравилось, что они пытаются клеить наших девчонок, их бесило ровно то же самое, но уже относительно собственных одноклассниц. Те, кстати, время от времени громко и демонстративно нас осуждали за эту дикость, но по факту то и дело специально провоцировали конфликты. Женщины есть женщины, им нравится, когда из-за них льется кровь и трещат ребра. Само собой в данные распри были вовлечены и ученики на класс-два помладше, потому пару раз небольшая драка перерастала если не в эпическую битву, то серьезное столкновение как минимум. Даже полиция приезжала, после происходил разбор полетов с вызовом родителей обеих сторон. Мамы ахали, отцы обещали устроить нам хорошую выволочку, довольно улыбаясь, с гордостью глядя на синяки с ссадинами, и, как видно, вспоминая свою молодость. Представители обеих сторон, те, кто имел глупость засветиться или попасться, давали слово что подобное больше не повторится, жали друг другу руки и недобро щурились, прекрасно зная, что это всего лишь военная хитрость. И неважно, что скоро мы закончим школу, на наше место сразу же придут новые бойцы, и эта война закончится только тогда, когда у одной из двух гимназий образовательную лицензию отберут.

Что до Сивого — он вспомнил одно из самых жестких столкновений, которое действительно началось из-за меня. Вернее — из-за Юльки. Произошло оно незадолго до выпускного, в те прекрасные апрельские деньки, когда зима уже совсем отступила и солнышко особенно славно греет. И мы, и «николаевские» выползли между уроками на улицу, следом вышли и девчонки, которые, как это водится, праздновали приход весны по-своему, то есть сократив предметы одежды до допустимого школьного минимума и длины. Особенно блеснула на этот раз Юлька, ее юбку юбкой был не назвать даже, что и отметил лидер «николаевских», известный в наших кругах под кличкой «Гога». Он невероятно громко сообщил, что стати моей приятельницы, конечно, крупноваты и несовершенны, и лично он предпочитает более спортивных дам, но все же по причине весны и определенного безрыбья, можно прикрыть на это глаза, и таки разок вступить с ней в отношения особого рода.

Я с Певцовой аккурат накануне здорово разругался, но увидев ее лицо и поняв, что слова «николаевского» на самом деле ее капитально задели, подхватился, перемахнул через забор, плюнув на то, что почти наверняка кто-то из педсостава увидит происходящее, и первым же ударом сломал Гоге челюсть. Второй нанести не успел, поскольку мне практически сразу здорово вдарили по печени, а после ноги сзади подсекли, собираясь как следует попинать.

А еще через минуту подоспели мои одноклассники и парни из класса на год младше, готовящиеся в ближайшем будущем принять из наших рук знамя борьбы с соседями.

Результат был таков — нас с Юлькой от греха отправили в Амстердам, где мы, при попустительстве моей наивной мамы, прекрасно провели время, отец немного побушевал, а после выплатил родителям Гоги неплохую компенсацию за то, чтобы дело не дошло до суда, ну, а директриса нашей гимназии, по слухам, после нашего выпуска на месяц в запой ушла.

Сивому в той драке зуб вышибли, потому он в особо важные моменты, когда надо было на меня воздействовать, всякий раз это вспоминал.

— Слушай, ну правда не могу — вздохнул я — Не даст мне никто еще один отпуск, понимаешь? Самый конец лета на дворе, у нас архив и так почти без сотрудников стоит. Из десяти человек на службу только четверо ходят, остальные заняты куда более важными вещами.

— Ну да, у тебя же там один слабый пол работает— хохотнул Сивый — Бархатный сезон, море, солнце, мускулистые красавцы. Понимаю!

— Ничего ты не понимаешь. Море, солнце… Да сейчас! Говорю же тебе — конец лета, так что дача, овощи, фрукты, консервация, закрутки и так далее. У меня контингент пятьдесят плюс, какие мускулистые красавцы? Потому — извини. Вот в следующем году, в конце весны — начале лета не вопрос, поеду с радостью. А в этом никак.

И я не врал, все на самом деле обстояло именно так. Причем на самом деле я-то с радостью рванул бы на коп с ребятами, чтобы отвлечься от той карусели, что безостановочно вертелась вокруг меня, но, увы и ах, возможности такой не имелось. Этому мешало все, что только можно — работа, обязательства, которые то уменьшались, то снова росли, друзья, которые иногда вели себя как враги, враги, которые иногда поступали как друзья, старые и новые знакомые, и, наконец, сны. Хотя нет, на снах этот список заканчивать не очень правильно. Вишенкой на торте выступает то, что час финального расчета с Великим Полозом стремительно приближается, а я, увы, пока еще не выполнил в полной мере порученное мне дело. Ну, а тот факт, что он с меня в урочный день все положенное взыщет, сомнений не вызывает ни малейших. Так что какие уж тут поездки…

— Ладно — вздохнул Сивый — Ну, не можешь на неделе, так на выходных приезжай. Мы опять по Минке рванем, нам наводку на еще одну деревеньку из вымерших дали, она уже «подвыбитая», конечно, но не катастрофично, есть там, где порыться. Я тебе координаты скину, там от Можайска не так и далеко выходит. На вокзале частника наймешь, оплатишь дорогу в два конца и все. А в воскресенье на обратную электричку мы тебя отвезем.

— Я постараюсь. Но обещать не стану, так что особо-то не ждите.

Отложив телефон в сторону, я откинулся на спинку рабочего кресла, заложив руки за голову и уставился на рисунок, лежащий передо мной. На нем была изображена изящной ювелирной работы брошь, та, которую я увидел нынче ночью во сне. Разумеется, набросок не передавал всей ее красоты, я все же не профессиональный художник, да и детали, боюсь, не все схвачены. Вещь-то необычная, не цветок какой-нибудь из себя представляет или фантазию ювелира, а дворянский герб, воплощенный в золоте, камнях и отчасти финифти. Крайне необычная штучка. Впрочем, и его владелицу обычной девушкой назвать крайне сложно, такие даже в лихие времена начала прошлого века, богатые на нешаблонные личности, встречались крайне редко.