Потомственная девственница желает познакомиться - Надежда Соколова

— Библиотека закрывается, — я решительно подошла к последнему посетителю, нервному молодому человеку, просматривавшему уже третью кипу журналов за час, и многозначительно уперла руки в боки. — Будьте добры освободить помещение.

— Да-да, конечно, — парень, излишне худощавый шатен с зелеными глазами, подскочил, виновато посмотрел на меня. — Простите, пожалуйста. Таких материалов в Интернете не найдешь… Я… Можно я завтра еще приду?

Я равнодушно пожала плечами:

— Приходите.

Мне-то что. Завтра работать будет моя напарница, Виктория Андреевна, вот она пусть допоздна с ним и сидит. А я… Я завтра буду наслаждаться заслуженным отдыхом у телевизора. Как раз должны были показать заключительную серию моего любимого телесериала «Великолепный любовник и скромная девственница». Девственницу прям как с меня снимали. Такая же скромная, застенчивая и тихая. Где б еще любовника достать… Великолепного…

С такими мыслями я проводила задержавшегося любителя журналов, убрала подшивку на место, хозяйским взглядом окинула помещение и неспешно начала одеваться — пора, пора идти домой. Девятый час уже.

Из зеркала, висевшего у двери, на меня смотрела высокая плотная дама тридцати семи лет. Темные прямые волосы, высокий лоб, крупные глаза зеленого цвета, полные губы, тонкий нос, волевой подбородок. Вроде не уродка. Да, не Дюймовочка. Но и не шарик на ножках. Талия проглядывает. Статная, как раньше говорили. И чего этим мужикам не хватает?

На улице снова похолодало, завтра обещали очередной снег. Так что из дома я выходила, изрядно утеплившись. Внизу — черная шерстяная юбка, под ней — собственными руками связанные гамаши такого же цвета. Обувь — коричневые сапоги на меху. Минус семь — не шутки. Так и простыть можно. Наверху — на комбинацию — утепленный свитер с оленями. Надев вместе с шарфом и шапкой светло-бежевую шубу из искусственного меха, прикрывавшую ноги до пят, я открыла дверь, выключила свет в зале и вышла в тускло освещенный коридор.

— Домой, Настенька? — наша бессменная вахтерша, баба Зина, божий одуванчик семидесяти трех лет, мягко улыбнулась мне со своего места у входа.

— Домой, баб Зин, — вернула я улыбку.

Жила я недалеко, в пяти домах от библиотеки. Собственно, поэтому и работала здесь: тихо, спокойно, до дома близко. В нашем спальном районе особого выбора не предоставлялось. Или в продуктовом магазине на ногах постоянно, или в библиотеке. Ну, или полы мыть в жилых домах.

Я выбрала ту работу, на которой можно было как можно меньше двигаться. И как можно больше читать. В принципе, ни разу не пожалела о своем выборе. Как говорила моя крестная, всех денег не заработать.

С такими мыслями я вышла из библиотеки на улицу.

Вдохнув полной грудью свежий морозный воздух, я нахмурилась. Лед. Везде лед. Нет, ну это никуда не годится! Вон, тротуар более-менее чистый. А у нас тут что, убирать не нужно? Сами до тротуара докатимся на пятой точке?

Я мысленно пожелала дворнику Петровичу, снова не почистившему порожек от ледяного настила, следующий месяц питаться одними макаронами и сделала шаг, крепко держась рукой в варежке за перила. Успешно. Так, первая ступенька преодолена. Осталось еще три, и можно будет праздновать победу. На тротуаре я упасть не боялась.

Вторая ступенька, третья.

Я занесла ногу для последнего шага. Рядом послышался детский смех, затем — взрыв петарды. Я вздрогнула, оступилась, упала. Перед глазами появились и замерцали десятки звезд, больших и маленьких, а затем я погрузилась во тьму.

Пришла в себя я в темном душном помещении. Открыв глаза, поняла, что практически ничего не вижу. Только из небольшого проема неподалеку заметен был лучик света, ускользавший все дальше.

Темных помещений я не любила с детства, с того самого дня, когда во время игры в прятки с мальчишками залезла в чулан и там заснула. Искали меня потом долго. И влетело мне от матери сильно.

А еще я не любила двигавшихся помещений. А в том, что я куда-то двигалась, сомнений не оставалось: я чувствовала всем телом раздражавшую меня тряску.

— Откройте! — требовательно закричала я, боясь притрагиваться к чему-либо вокруг. Мало ли, где или в чем я нахожусь. — Немедленно откройте! Выпустите меня! Откройте!

Какое-то время ничего не происходило, затем «помещение» остановилось, и появился проем, причем довольно широкий. Похоже, открыли или дверь, или окно.

— Выпустите меня! — приказала я лицу, появившемуся в проеме.

Лицо, относительно молодое, лет сорока, не больше, с усами и бородой, недовольно скривилось:

— Послушайте, ронья ^[1] Анастасья…

Куда там! Никогда и никто не смеет вставать между мной и свободой!

Глаза к тому времени немного обвыклись, чернильная тьма меня уже не окружала, а потому, не слушая, что говорит лицо, я активно началась выбираться наружу.

Руки и ноги слушались свою хозяйку просто отвратно, видно, затекли во время поездки, а потому на выходе я чуть не споткнулась. И лететь бы мне носом вниз, но у лица внезапно появились две руки и тело. Эти-то руки меня и подхватили, а потом аккуратно опустили на землю.

— Ронья Анастасья, — владелец лица, высокий голубоглазый брюнет, одетый почему-то в камзол века восемнадцатого, если не семнадцатого, с ботфортами на ногах, смотрел раздраженно, — нам надо ехать! Вас ждут в замке.

— Подождут, — отрезала я и сама не узнала своего голоса. Тонкий, ломкий, как у девчонки какой-то.

На глаза случайно попались пальцы: длинные, вытянутые, как у пианистки. Явно не мои. Чтобы удостовериться в этом, я пошевелила ладонью. Пальцы пришли в действие. Да что за бесовщина тут происходит?!