До мозга костей - Ребекка Шеффер

Нита уставилась на мертвое тело, лежащее на кухонном столе. Пухлый мужчина средних лет, одетый в обычный деловой костюм. На глазах – очки в металлической оправе с серебряными дужками, которые сливались с сединой его висков. По внешнему виду он ничем не отличался от других, но внутри у него – совсем другое дело.

– Еще один занни? – хмуро посмотрев на маму, спросила Нита, затем скрестила руки на груди и продолжила осматривать тело. – Этот даже не латиноамериканский. Я думала, мы переехали в Перу, чтобы охотиться на южно- и центральноамериканских сверхъестественных существ. Чупакабр, пиштако и прочих.

Не то чтобы занни были обычным явлением, но Нита препарировала довольно многих из них в Юго-Восточной Азии, где они провели с мамой несколько месяцев в прошлом году. Она с нетерпением ждала возможности препарировать кого-то нового. Если бы Ните хотелось расчленять тех же сверхъестественных существ, каких она расчленяла обычно, она осталась бы с отцом в Штатах и работала бы с единорогами.

Мать пожала плечами и повесила на стул свой пиджак.

– Я увидела занни, поэтому убила его. Он был прямо передо мной. Как я могла устоять? – Она слегка улыбнулась и опустила голову, и ее челка, выкрашенная в черно-красные полоски, упала на глаза.

Нита переступила с ноги на ногу, снова посмотрела на труп и вздохнула.

– Полагаю, ты хочешь, чтобы я расчленила его и упаковала для продажи?

– Хорошая девочка, – улыбнулась мать.

Нита обошла тело и встала с другой его стороны.

– Поможешь мне перенести его в мастерскую?

Мать закатала рукава, и они вместе протащили пухлое, обманчиво тяжелое тело по коридору и положили его на гладкий металлический стол в другой комнате. Белые стены и люминесцентные лампы придавали ей вид операционной. На полках аккуратными рядами лежали скальпели и хирургические пилы, а перед ящиком с банками стояли весы для взвешивания органов. Из находившейся в углу ванной с формалином веяло запахом смерти. Он распространялся за пределы комнаты и пропитывал одежду Ниты. Как ни странно, запах успокаивал. Вероятно, это плохой знак.

Но если бы Нита была честна сама с собой, то признала бы, что большинство ее привычек и решений – это плохие знаки.

Мама подмигнула ей.

– Все готово и ждет тебя.

Нита посмотрела на часы.

– Уже почти полночь.

– И?

– И я хочу немного поспать.

– Еще успеешь, – отмахнулась мать. – Тебе все равно незачем рано вставать.

Нита секунду помедлила, а затем, соглашаясь, склонила голову. Прошло уже много лет с тех пор, как мать решила забрать Ниту из школы, а у той все еще оставался какой-то инстинкт, который не позволял ей ложиться спать слишком поздно. Это было глупо, ведь даже если бы она ходила в школу, то с удовольствием прогуливала бы уроки ради расчленения. Расчленять весело.

Нита надела белый лабораторный халат. Ей всегда нравилось ходить в нем – она чувствовала себя настоящим ученым в неком престижном университете или лаборатории. Иногда, даже без надобности, она надевала очки, и они дополняли ее ученый вид.

– Когда ты снова уезжаешь? – спросила она.

Ее мама мыла руки в раковине.

– Сегодня. Пока везла сюда эту красоту, я кое на что наткнулась. Теперь лечу в Буэнос-Айрес.

– Пиштако? – спросила Нита, пытаясь сдержать волнение.

Она еще никогда не вскрывала пиштако. Как их тела приспособлены к диете, полностью основанной на человеческом жире. Только обещание расчленить пиштако убедило Ниту в том, что переезд в Перу был хорошей идеей. Мать всегда знала, чем ее соблазнить.

Нита нахмурилась.

– Подожди-ка, в Аргентине нет пиштако.

Мама рассмеялась.

– Не волнуйся. Это кое-что получше.

– Не еще один занни?

– Нет.

Мама вытерла руки и, направившись в сторону кухни, по пути крикнула:

– Я собираюсь в аэропорт. Если все пойдет хорошо, вернусь через два дня.

Нита последовала за ней и увидела, что она сидит в ботинках на кухонном столе и открывает бутылку писко ^[1], взятую из холодильника. Затем мать сделала большой глоток – чистого писко. Не в коктейле или разбавленного содовой, а чистого.

Однажды, оставшись дома одна, Нита попробовала этот напиток с мыслью, что он прекрасно подойдет для празднования ее семнадцатого дня рождения. Он оказался не таким обжигающим, как виски, или водка, или даже саке, но вставил быстро и сильно. Мама нашла Ниту с прижатым к стене лицом – она рыдала, потому что стена не хотела двигаться. Тогда мать рассмеялась и оставила ее страдать одну. Позже она показала Ните фотографии, на которых было видно: на той стене куча слюней и соплей. С тех пор в домашний бар Нита не заглядывала.

– Ах да, Нита, еще кое-что, – сказала мать, ставя бутылку писко на стол.

– Да?

– Не трогай голову. За нее назначена награда в миллион долларов, и я хочу потребовать ее.

Взгляд Ниты переметнулся в сторону комнаты с мертвым телом, находившейся дальше по коридору.

– Я почти уверена, что вся эта тема «разыскивается живым или мертвым» закончилась еще на Диком Западе. Если ты принесешь голову этого парня, тебя арестуют за убийство.

Мама закатила глаза.

– Что ж, спасибо тебе, Нита, за то, что преподала мне такой важный урок. Что бы я без тебя делала?

– Э-э, – поморщившись, выдавила Нита.

– Этого занни разыскивает за военные преступления перуанское правительство. Он был членом секретной полиции во время правления Фухимори.

Неудивительно. Практически все занни в мире разыскивались за какие-то военные преступления. Когда твой биологический долг состоит в том, чтобы мучить людей и пожирать их боль, перед тобой открывается очень много карьерных путей.

Нита вдруг вспомнила – в последнем выпуске журнала «Природа» появилась статья, которую она хотела прочитать. Те, кто расчленили меньше занни, чем Нита, но имели доступ к лучшему оборудованию, написали подробный анализ поглощения боли занни. Существовали разные теории об относительности боли и о том, как одна и та же травма может восприниматься двумя людьми совершенно по-разному. Ученые изучали занни и пытались ответить на вопрос: что движет их потребностью в поглощении боли – серьезность травмы или уровень восприятия боли человеком?

Им также удалось доказать, что кроме физической занни способны поглощать и эмоциональную боль, но в значительно меньших количествах. Эмоциональные и физические болевые рецепторы пересекаются в мозговом центре, потому возникает важный вопрос: почему занни могут насытиться сильной физической болью, а сильная эмоциональная боль питает их меньше? По мнению Ниты, причина заключалась в том, что физическая боль получает дополнительные сигналы от ноцицепторов, но девушке было любопытно узнать мнение других людей.