Мефодий Буслаев. Тайная магия Депресняка - Дмитрий Емец

Когда зло сражается с добром, это еще понятно. Но не этовысший пилотаж. Высший пилотаж – это стравить добро с добром и, стоя всторонке, стричь купоны.

«Книга серости»

– Мефодий, мальчик мой! У меня для тебя прекрасная новость!– бодро сказал Арей.

Буслаев взглянул на мечника с тревогой. Сколько он себяпомнил, всякий раз, когда глава русского отдела мрака так говорил, прекраснойновость оказывалась только с точки зрения Арея.

– Тебе уже четырнадцать! Ты перешел в третье, едва ли неглавное семилетие жизни – с четырнадцати лет до двадцати одного года! Важныйрубеж для мужчины. Ты перестал быть мальчиком и стал юношей. Ощущаешь?

Меф заверил, что ощущает. Арей прищурился. В правом глазузажглась голубоватая мертвая искра.

– Прекрасный возраст, чтобы принести свой первый эйдос! –лукаво продолжал мечник.

Сколотый зуб привычно царапнул язык. Право, если бысколотого зуба не было, стоило бы повторить печальный опыт и отбить край зубаеще раз. Зуб успокаивал, позволял взять паузу.

– Что? Первый эйдос? Разве это не комиссионеры должны… –начал Меф.

Арей, не дослушав, махнул рукой.

– Ну да… да… Обычно эйдосы приносят нам комиссионеры, нашиверные псы, но первый эйдос это другое. Он больше, чем просто трофейный эйдос.Это ритуал посвящения. Гарантия того, что ты служишь мраку, а не тете Зине измагазина. Он станет первым эйдосом в дархе, который тебе предстоит завести вдень, когда тебе исполнится восемнадцать.

– Мне предстоит завести дарх? – ужаснулся Меф, глядя насеребристую сосульку на шее у Арея.

Ощущая, что на него смотрят, дарх повернулся и заигралзмеистой гранью, которая закручивалась спиралью, как елочная игрушка-сосулька.Глаза Мефа обожгло точно паром. Смотреть на дарх было больно, прикасаться кнему мучительно. Но и Арею, как ни дорожил он дархом, тоже было с ним непросто.Иногда Меф видел на шее мечника, вокруг цепи, на которой висел дарх, каплимерцающей крови. Дарх растекался, полз по цепи и слизывал их.

Улиту ее дарх мучил чуть меньше. В нем находилось меньшеэйдосов, и он был слабее. Зато ночами дарх Улиты обожал переползать ведьме на шеюи, обвивая ее как змея, насыщался тугими ударами пульса. «Знает, пиявкагадская, что я полнокровная!» – говорила ведьма.

– Да, синьор-помидор… Предстоит. А как иначе? Так было и сомной когда-то. Первый эйдос – это как первая охота. Только после нее тыстановишься полноправным стражем. Докажи, что ты волк, а не кролик, палач, а нежертва.

Меф подумал про себя, что карьера палача его не оченьпрельщает. Если мраку нужен был палач, почему он не выбрал какого-нибудьпридурка из тех, кто вешает кошек в темном тупике за школой или пускает в прудпойманную рыбу, забив ей в жабры спичку? А сколько редкостных интеллектуаловгоняются с зажигалкой за ползущим по стволу жуком, любуясь, как у негосворачиваются от огня задние лапки, а жук все пытается удрать, наивный?Называется сия картина «Героическая смерть жука-пожарника». И самое скверное,что каждый, даже самый неплохой как будто человек, хотя бы однажды переходит попереброшенной доске этот провал садистического любопытства. Кто-то переходит, акто-то и срывается.

Арей всматривался в Мефодия осторожно, чуть искоса, нозорко, как человек в метро в чужую книгу. И когда только этот тормозящий даунперевернет страницу? Он что, по слогам читает? Хотя, рассуждая здраво, бумага вкниге должна быть чистой и белой. Буквы отравляют воображение.

– А сейчас, Мефодий, я дам тебе фотографию… – продолжалАрей.

– Чью фотографию?

Арей оглянулся на пустое кресло.