Таня Гроттер и ботинки кентавра - Дмитрий Емец

Гробулия Склеппи, придворная фрейлина ЦарстваОгня, сладко спала на огромной кровати из деодеда [1]с четырьмя резными головами сатиров, которые имели свойство каждый раз заполчаса до полуночи менять выражение. В данный момент одна из голов быладемонически угрюма, другая хохотала, третья рыдала отравленными анчарнымислезами, четвертая же спала, похрапывая во сне громче самого царя Бэра, о которомпридворные льстецы говорили, что он храпит музыкально, на три такта исполняягосударственный гимн. Злые же языки утверждали, что каждый раз в полнолуние Бэрполностью выхрапывает легкомысленную песенку: «Я у реченьки гуляла, водяногоповстречала».

Кровать Гробулии была роскошна, но имеладурную славу. Сказать по секрету, ни у кого другого в царстве, кроме самойСклеппи с ее извечной тягой к могильному юмору, не хватило бы смелостипоставить ее у себя в покоях.

Двенадцатью годами до того на ней был задушенподушкой первый магнистр Пламмельбурга, вызвавший гнев Ее Величества царицы Нуитем, что упорно прикидывался трезвенником, не желая осушать чашу с ядом. А ещедевять лет и семь месяцев спустя суровый магшал Рокк на этом же ложе зарубилдвуручным мечом свою легкомысленную супругу и ее пажа. Меч магшала Рокка былзнаменитый «Сын Пламени», второй из трех великих мечей царства. Лезвие его былосплошной огонь, красноватый и даже с искрой у рукояти и испепеляюще белый ккраю. Лучше всего «Сын Пламени» разил перед рассветом. В дождь же он почтитерял свою силу и едва мог справиться с заурядным заговоренным щитом.

Если приглядеться, можно было заметить, чтоспящая Склеппи что-то держала в руках, гладила и прижимала к щеке. Это былисамые обычные варежки – красные пушистые варежки на резинке, которую обычнопродевают в рукава маленьким детям, чтобы варежки не потерялись. ТеперешнейГробулии они едва налезли бы и на нос. В Царстве Огня, где даже в суровые зимыникогда не замерзала вода и не опадали листья, варежки были экзотикой,тревожащей и опасной.

– Чьи это маленькие ручки? – поцелуйв ладонь. – Какая ты у меня большая девочка, Аня! Ты в прошлый раз незамерзла? Надеюсь, эти новые варежки ты не будешь стаскивать?

Она трясет головой – как же можно ихстаскивать на морозе, когда даже дома ей не хочется их снимать?

– Не отходи далеко от подъезда! Стой так,чтобы я постоянно видела тебя из окна.

– Ага.

– И не приноси больше дохлых птиц.Сколько можно? Я не хочу, чтобы у моей дочки лежали под подушкой мертвыезамороженные птицы со свешивающимися головами. Теперь, когда у тебя такиечудесные варежки, ты же не будешь больше этого делать?

– Не-а, обещаю, что не буду. Я же неубиваю их!

– Но ты их подбираешь. Еще не известно,что лучше. Стой ровно, не вертись!

Ее берут и легонько дружелюбно трясут,застегивая пуговицы. Варежки – маленькие, пушистые, очень приятные – облегаютруки. Только резинка чуть мешается в рукавах. Но и это терпимо. Резинка – этонадежность, залог того, что варежки не потеряются.

– И не придумывай себе больше этимертвецкие имена. Ты огорчаешь этим свою маму! Ну беги, зайка! Чтобы я тебявидела из окна, помни! Я люблю тебя!

– Я тоже люблю тебя, мам!

Она сбегает по лестнице – второй этажкирпичной пятиэтажки. В подъезде полутьма. Пахнет штукатуркой, недавно вымытымиступеньками и сигаретными окурками, которые мокнут в банках на подоконниках. Ико всему этому примешивается вкусный, манящий запах домашней стряпни из нижнихквартир. Склеппи немного боится подъезда. Она крадется вниз, на секундуоказывается в полной темноте нижней площадки у урчащего распределительного щита– и пытается нашарить дверь. И вот наконец новые варежки нащупывают длиннуюдеревянную ручку двери подъезда и чуть в стороне – кнопку, открывающую домофон.Нажимает, слушает комариный писк, толкает. И ей в глаза бьет снежная, колючая,такая манящая белизна…

Внезапно в спокойный сон Гробулии прониклоизвне какое-то беспокойство.

– Опять эта наглая Склеппи! Сколько можновыносить ее выкрутасы? Да разбудите же ее кто-нибудь! – жалующимся голосомкрикнул кто-то.

– Сама буди, Эйда!

– Почему я? Она сейчас пинаться начнет!

– Смотрите, у нее в руках опять еепроклятый амулет вуду! Может, отобрать его?

– Ага, сама попробуй. Она тебя наизнанкувывернет… Ты что, не знаешь Склеппи?

– Но нас же много!

– Нас много, но это-то Склеппи!