Смертник - Владимир Махов

– Ты, Ника, хорошая баба, но дура, – повторил Глухарь.

На этот раз он подтвердил свои слова тем, что до хруста сжал в руке банку с пивом. Будь она полной, он ни за что не позволил бы себе такого кощунства, но до этого Ника минут пять наблюдала за тем, как бородатый мужик, запрокинув голову, тряс несчастной банкой, пытаясь выжать из нее хотя бы каплю.

– Глухарь, – уже безнадежно сказала Ника, потянувшись к нему через стол, заставленный грязной посудой. – Я нормальный человек. Поверь мне, до этого глюки меня не беспокоили…

Она с досадой поморщилась, заметив, с каким удовольствием пьяный Глухарь уцепился за слова «до этого».

– Почему ты мне не веришь? – перекрикивая шум в зале, продолжала Ника. – И может быть, через пару месяцев, когда оттуда еще кто-нибудь дозвонится, ты пожалеешь, что не послушал меня! Твой друг…

– Послушай! – Глухарь облокотился на стол и попал локтем в пепельницу, переполненную окурками. – Все забываю у тебя спросить, твое полное имя Вероника что ли?

– Мое полное имя Ника, – сквозь зубы процедила она. – И другого у меня не было никогда.

– Тебе… двадцать?

– Двадцать один, – после паузы ответила девушка, и ей показалось, что он не расслышал ее слов.

Да и нужен был ему этот ответ, как кусок хлеба голодному живодеру.

– Так, говоришь, связь по мобильному плохая была? – Он сдерживал смех.

– Да. – От злости ее затрясло. – Шум, треск.

Разговор не заладился с самого начала. Ее рассказ о ночном звонке не произвел на сталкера ни малейшего впечатления. И совсем не потому, что тот был пьян. Давно и беспросветно. Трудно отрицать очевидное – никто и никогда не звонил с Зоны. Даже для новичков не секрет: все приборы, действие которых основано на электромагнитных волнах, могут подвести в любую минуту. Самый надежный девайс там счетчик Гейгера. Вот, пожалуй, и все, на что можно положиться. Зона – это маленькая смерть. Всякий уходящий знает, что она может настигнуть тебя сразу за периметром, в одной из тех аномалий, которые как грибы после дождя плодит новый выброс. Может удовлетворить свое порочное любопытство, равнодушно наблюдая за тем, как распадается мертвая плоть, желтой слизью вытекают незрячие глаза, а ты сам, лишенный сознания, – не более чем пристанище для жирных червей, – бродишь по запретным дорогам, куда живым вход воспрещен.

Может вдоволь натешиться и растянуть удовольствие, оставив тебе сознание, помещенное в гниющую оболочку мертвого тела.

Бар «Приют», где Ника по указке нашла Глухаря, был забит до отказа. Сквозь густой, тяжелый воздух, пропитанный запахом крепкого мужского пота, с трудом сочился свет разноцветных мигающих ламп. Деревянный помост для стриптиза, накрытый металлическими листами и для верности укрепленный шестами, намертво вбитыми в потолок, пока пустовал. Два десятка столиков были заняты сталкерами, отдыхающими после праведных трудов. За каждым из них царила своя атмосфера. Кто-то справлял поминки по погибшему товарищу, кто-то радовался тому, что остался жив, кто-то в очередной раз распространялся о том, как с честью вышел из, казалось бы, безнадежной ситуации.

Ровный гул голосов, изредка прерываемый отдельными возгласами, разговору не мешал. Ника кусала губы, отыскивая тот аргумент, что сможет качнуть чашу весов в ее пользу, и с каждой уходящей минутой эта затея казалась ей все более безнадежной.

Начать с того, что Глухарь не поверил ни единому ее слову. Все попытки Ники в качестве тяжелой артиллерии подключить понятия «дружба» и «взаимопомощь», давно потерявшие авторитет, разбились о надежный как скала мужской прагматизм. В нескольких словах он воспроизводится так: «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда». Более весомое понятие «деньги» ожидала та же незавидная участь.

Это все было сначала. Самое страшное случилось потом. Примерно через полчаса ее воззваний «к уму и сердцу» пьяного сталкера Глухарь преподнес ей сюрприз, особенно ужасный тем, что явился для Ники полной неожиданностью.

Пуская струю сигаретного дыма через нос, Глухарь вдруг навалился грудью на стол и испачкал видавший виды комбинезон в засохшем картофельном пюре, оставшемся от недавнего обеда.

– А теперь слушай сюда, девушка, – сказал он, и огромные глаза, полускрытые за веками, набрякшими от беспробудного пьянства, недобро блеснули. – Пусть! – Глухарь воздел к потолку указательный палец с траурной каймой под ногтем. – Даже если все было так, как ты говоришь, никто – слышишь, никто! – не пойдет в Зону выручать Красавчика. Даже за деньги. И даже такой законченный ублюдок, как Грек. Если я единственный, к кому Красавчик тебе посоветовал обратиться, – что ж, его дела обстоят еще хуже, чем мне казалось. – Он с неприкрытым злорадством следил за тем, как округлились от удивления ее глаза. – Свой долг Красавчику я отдал и теперь ничего ему не должен. Запомни, девушка, ничего. Тебя извиняет то, что ты могла подумать, будто мы друзья, но…