Эммануэль. Верность как порок - Эммануэль Арсан Страница 9

– Как тот японский гурман – голландку? [7]

– Совсем наоборот. Когда художник слишком увлечен объектом, который пишет, именно он оказывается уничтоженным.

Эммануэль было не так просто заставить изменить свое мнение.

– Нет никаких причин полагать, что вы в меня влюбитесь.

– Однако порой причины замечаешь уже после того, как дело сделано, – ответила Аурелия.

– Могу ли я присесть? – поинтересовалась Эммануэль. – И где?

Аурелия нашла ей оранжевую шелковую подушку и сама села на другую.

– Поймите, – продолжила она. – Когда я говорю о том, что «препарирую» вас, – это не метафора. Я надеюсь, что вы уделите мне достаточно времени, чтобы я смогла изобразить каждую отдельную часть вашего тела. Они будут жить своей, автономной жизнью. Например, на одной картине я изображу только ваши щеки. На другой – ресницы. На следующей – глаза, усыпанные звездами. Ваши зубы и ваши губы. Ваш язык, который тянется к листу, чтобы испить дождевой воды. Ваше ухо, на котором будут видны недавние следы от укусов любящей девушки. Затем шея. Потом локоть. Каждое колено. Нет! Что касается колен, я нарисую десять картин. Или даже сто. Буду повторять раз за разом, как Пикассо – своих фавнов.

Эммануэль рассмеялась:

– Кто заразил вас вирусом поэзии? Марк или Пэбб?

Ах, дрожь моих колен

Предчувствует испуг коленей беззащитных… [8]

А я-то думала, что вы пригласили меня, потому что заинтересовались моей грудью!

– Я оставлю ее для последних картин. Точнее, для предпоследних. На последних будет ваша вагина.

– Уф! – воскликнула Эммануэль. – Я еще легко отделалась. Был момент, когда я испугалась, что имею дело с фетишисткой. Знаете ли, я полна предрассудков. Извращения – не мой конек!

Улыбка осветила голубые глаза Аурелии. Было понятно, что она не собирается так просто сдаваться.

Эммануэль продолжила свою мысль:

– Ведь вы же хотите почерпнуть вдохновение только из отдельных частей моего тела, черт возьми! И покрой моего платья должен помочь вам разложить меня на части, не так ли?

Но ей не удалось взять верх над Аурелией.

– Ваше платье? – удивилась художница. – Думаю, вашему платью тоже нравится показывать ваше тело частями.

Этот очевидный факт заставил Эммануэль вздохнуть:

– Должно быть, такова моя участь. Мне даже не дано выбирать, какие части показывать.

– Но разве прошлым вечером не вы решали, что именно вам надеть?

– Конечно же, я. Но я могла управлять своим нарядом лишь в начале вечера. А потом что-то сломалось, и механизм начал действовать самостоятельно. Случилось настоящее восстание машин! Научная фантастика давным-давно предупреждала нас об этом, и наконец это случилось. К счастью, в моем случае никто не пострадал. И даже не ослеп! Разве кто-нибудь жаловался?

Аурелия вновь весело улыбнулась. Задумчиво помолчав, она спросила:

– Это ваш муж задумал эту хитрость?

Эммануэль скорчила презрительную гримасу:

– Зачем Марку заниматься такими глупостями? Это не для него.

Но Аурелия придерживалась иного мнения.

– Он же рекламщик, – заметила она.

Эммануэль приняла оскорбленный вид:

– Это изобретение не имеет отношения к рекламе. Оно ломает само представление об одежде. Нравственность и порядочность не смогут перед ним устоять.

– Но эти качества не могут устоять и перед рекламой, – отметила Аурелия. – Если это не Марк, то кому же принадлежит это потрясающее открытие?

– Лукасу Сен-Милану.

Аурелия подняла брови:

– Это новый кутюрье? – поинтересовалась она.

– Вовсе нет. Он – и химик и физик. И еще биолог. В общем, биохимик. Если не считать других специальностей. Он молод, как и все гении. И одинок. Но на это есть множество причин. Он даже какой-то дикий, я бы сказала. Поэтому никто о нем не знает.

– Кроме вас?

– Я знакома с ним недавно. Но расскажу вам о нем в другой раз. Когда он доведет до совершенства свою эффектную ткань.

– Мне кажется, что этот материал получился весьма удачным и вполне пригоден и сейчас, – сказала Аурелия. – Это настоящая революция в моде. И то, что платье само решает, когда и какую часть тела обнажить, кажется мне наиболее интересным.

– Я предпочитаю, – твердо заявила Эммануэль, – сама решать, что показывать. И кому показывать.