Одинокая лисица для мажора - Галина Чередий Страница 9

— Куда едем, лисеночек? — продолжая наглеть по полной, подмигнула я своему внезапному извозчику и вытянула ноги, по которым он ожидаемо прошелся лапающим взглядом.

— Зависит от нескольких факторов, птичка, — ухмыльнулся он, и наши глаза пересеклись на пару мгновений, прежде чем он вернул внимание дороге. А он ничего так. Не бруташка стопудовый, как Корнилов или вообще Камнев, но не мальчишка прыщавый, опять же. И при бабках. В бумажник бы его занырнуть. Мне-то хороший стартовый капитальчик, он же средства на дорожные расходы, лишним не будет. А у него есть что щипануть, чую.

— Птичка? — фыркнула я. — Надеюсь хоть, не курица?

— Сие мне пока неведомо.

Охренел?

— Ясно. Дают тебе явно не за твое остроумие. — И я демонстративно потянулась и погладила кончиками пальцев браслет его часов.

— Ну не я начал с зоопарка, — парировал он, ничуть не задетый, походу. — А дают мне по множеству причин.

— Да неужели? Ты не заблуждаешься? Или, скорее уж, не льстишь ли себе?

Хамство с моей стороны, конечно, потому как мужик он явно из тех, на кого на раз ведутся бабы. Не в моем вкусе, само собой, но у меня и вкуса в этом деле, по сути, нет. У меня есть чисто практические соображения насчет критериев, по которым следует всех вокруг оценивать, и все на этом. А все эти несущественные материи вроде “нравится-не-нравится-хочется-колется” мимо. Мне вон за каким-то хером Корнилов нравился, и что? Пошло оно… И он в том числе.

— Птичка, разговор на эту тему мы продолжим только в том случае, если я получу подтверждение, что имею законное право вести с тобой подобные речи, — заявил мой водила, как-то разом посерьезнев.

— Чего? — не поняла я.

— Восемнадцать есть тебе, борзая? — рыкнул он внезапно совсем уже без веселья и зыркнул, как ударил. Бля, один взгляд — а у меня что-то прямо сжалось все. Вот какого я его за нервы дергаю? Мне разве неприятности нужны? Я ведь сразу, как на дороге его увидела, поняла, что он реально агрессивный и искал повод эту агрессию выпустить.

— Есть! Паспорт показать?

— А как же! — стал он мгновенно прежним.

— Обойдешься!

— Итак, вернемся к вопросу, куда мы путь держим, — снова скривил он губы в усмешке, а я начала злиться. Чего он ухмыляется все время?

— Туда, где тепло, кайфово двадцать четыре на семь, щедро наливают, и мухи не кусают, — честно выдала я свои планы на ближайшее будущее.

— Однако! — хохотнул он. — Да ты никак на юга решила податься? Одной не страшно?

— А я разве одна? Сейчас вон с тобой, дальше мир тоже не безлюден.

— Хм-м… — Что-то он опять внезапно сменил веселье на хорошо читаемое раздражение. Он, может, того… или сидит на чем. У нариков резкие смены настроения и агрессия на пустом месте за положняк. — Тогда позволь уточнить: ты безголовая совсем в силу молодости или прожженная уже такая по причине большого пробега по х*ям?

Оскорбить меня пытаешься, козлина? Ну-ну, давай. Типа меня таким задеть можно. Оскорбления и подарки становятся твоими, только если ты их принимаешь.

— А для тебя это прямо так принципиально? — Я даже развернулась вся к нему, чтобы получше свою непрошибаемую рожу кирпичом ему продемонстрировать.

— Ага. Я свой-то не на помойке подобрал и совать во что попало не привык.

— Бесценная для кого-то, надо думать, информация, но не пойму, на кой она мне?

— Мало ли. Авось на что-то сгодится.

“Авось на что-то сгодится” — это про член твой, наверняка пипирочный, придурок. Маманя всегда говорила, что если у мужика язык длинный, то в штанах у него швах.

Мы некоторое время ехали в тишине, только магнитола что-то негромко курлыкала.

— С родаками разосралась? — наконец нарушил он ее.

Нормально так сказал, обыденно, без малейшей тени подъ*бки. Как если бы и правда хотел знать. Я даже вздрогнула.

— Не угадал.

— С парнем? — Второе предположение уже с легким налетом пренебрежения.

Вот зуб даю, что подтверди я сейчас, и начнется лоховской прогон, он же подкат про “его потеря, моя находка” и дальше в том же духе.

— Не имела никогда такой живности в окружении и обзаводиться не планирую.

— Еще скажи, что ты у нас девственница нецелованная, — и снова гад такой ухмыляется.