Сатир и Муза - Андрей Афантов Страница 8

– Нам повезло, её сегодня утром не было. Перенесли комитет.

«Мы оба опоздали, – мысленно ответил Карену Звонарёв, но вслух ничего не сказал. – Ещё не хватало, чтобы жадный до сплетен, сплочённый коллектив решил, что мы вместе приходим на работу».

2008 год, 20 октября, понедельник, утро. Алексей сидел перед чёрным монитором и смотрел на свои усталые руки. Компьютер следовало включить. Он окинул взглядом книжные полки, таящие надежды на приятное и полезное времяпровождение. Полки почему-то были тёмными. Подходить к ним не хотелось. Всё-таки нажал на нужную кнопку, и монитор зажёгся голубым светом загрузки. А потом ему с экрана беззубо улыбнулся ребёнок. От этого настроение улучшилось, но ненадолго. Загружаемые приложения оказывались одно хуже другого. «Кризис». Кризис пришёл из-за океана, и Алёшиных мозгов предсказать его не хватило. Следуя своей схеме управления портфелями, он встретил беду большей частью в облигациях. «Всё делал правильно, но почему тогда всё так плохо?» – спросил он сам себя. Спина болела уже третий день. Наверное, он напрасно сбежал за город, чтобы побыть одному. «Вот я уже несколько лет счастливо женат, а по-прежнему боюсь показаться ей слабым».

2003 год, 21 апреля, понедельник, день.

– Алексей! Тут такое дело. Девочку мою одну не посмотришь себе в бэк-офис?

– На фига она мне? Пускай главбух смотрит. Бэк ей подчиняется.

– Она-то посмотрит, но будет лучше, если ты порекомендуешь, – Николай Николаевич, брюнет с седеющей бородой и вечно радостными глазами (этому моменту Алёша завидовал), смотрел на собеседника выжидающе. Всем своим видом он давал понять, что за Алексеем должок, потому что Ник-Ник помог его приятелю в аналогичной ситуации, но удерживал готовый сорваться упрёк на языке. Звонарёв это понял, заставил себя собраться и произнёс уже менее пренебрежительным тоном:

– Хорошо, посмотрю. А что за девочка?

– Она у меня платёжки по «помойкам» набивает. Два года уже. И засобиралась увольняться. Осточертело ей это занудное однообразие. А девушка хорошая, умненькая, – Николай Николаевич заговорил сбивчиво: – Я не могу её у себя правильно мотивировать. Можно зарплату повысить, но Кирюхин…. («…такая сволочь», – сказал он мысленно – так, чтобы Алексей его мысль услышал) повышает зарплату людям только тогда, когда повышается ответственность: за дополнительную нагрузку, за расширение фронта работ и т. д…

Окончание фразы Николая Николаевича грустно повисло в воздухе.

– Звериное рыло капитализма, – Звонарёв заступился за хозяина банка.

– Девочку выращивать нужно, – и, видя, что Алексей уже согласился с его рекомендацией, Николай Николаевич принялся разглагольствовать. – Деткам же помогать нужно. Когда-то нам помогал кто-то. Потом авось кто-то поможет и нашим деткам. Земля ведь круглая… и тесная… – его глаза лучились стариковскими морщинками, вопреки ещё не стариковскому возрасту Николая Николаича.

«А ведь он совсем не намного меня старше. Может, лет на пять. А борода седая», – подумал Звонарёв и спросил:

– Симпатичная?

– Уж молчал бы, – упрекнул Николай Николаевич.

– А зовут как? – Алексей пытался угадать, стоит ли за просьбой Ник-Ника личная симпатия к этой пока ещё неведомой девушке.

– Настей.

– И сколько ей лет?

– Ну, если её зовут Настей, сколько ей может быть лет?

2003 год, 21 апреля, понедельник, вечер.

Вечером Звонарёв с Ольгой сидели в ресторане «На мельнице», дорогом и очень вкусном. Смаковали бутылку шабли под фаршированную рыбу.

– Ты живёшь как в болоте. Что по вечерам делаешь?

– Ничего. Книжки читаю.

– В Москве достопримечательностей полно.

– Ну, я сходил по разу в музеи.

– А дальше?

– Это ты такая продвинутая девушка. А мне-то что дальше?

– Ну, есть же всякие мужские клубы, например, – Оля смотрела на него со смешинкой. – фу! Что там можно найти интересного? Половую инфекцию?

– Хи-хи-хи. Это я так просто сказала. Не обижайся.

– Ага, на вшивость проверила.

– А окрестности? Я, например, купила путеводитель по Подмосковью. Катаемся, смотрим всякие симпатичные места. Здесь, оказывается, полно глухих старинных поместий. Заброшено, правда, всё. Вот под Красногорском есть усадьба Юсуповых. Можно вечером как-нибудь съездить.

– Если только за компанию…

– Поехали! Попросвящаю тебя. Чего тухнуть на диване?

Разговор строился как-то по-дурацки. Они обменивались короткими фразами, словно на работе на бегу. Всё же Лёше не хотелось опускаться до того, чтобы «на работе говорить о бабах, а с бабами – о работе». Ольгины глаза пуговками блестели в полутёмном зале.

«Она меня кадрит? – думал Звонарёв. – А совсем не производит впечатления девушки с проблемами».

Потом он решил, что, видимо, чего-то не понимает в ней. И перешёл на анекдоты. Его иногда прорезало на шутовство среди друзей, и это как-то не вязалось с солидностью банковского служащего.

После расставания Алексей испытал чувство неловкости. Ольга заметила это, хотя выпила больше половины бутылки и порядком захмелела. Но, ничего не сказав, прислала следом эсэмэску:

– все в порядке?

– надо было тебя поцеловать…

– просто ты нормальный…

Она не договорила сознательно. Последовала долгая пауза, и Ольга закончила вечер фразой:

Звонарёв ехал в метро домой и не мог сосредоточиться на чтении. Собственная неуклюжесть, её многозначительные эсэмэски – всё это выбивало из колеи. «У нас зреет романчик?» – сам себя спрашивал Алексей и сам же отвечал: «Да ерунда. Подумаешь, люди подсознательно нравятся друг другу. Вот я иногда хожу на бизнес-ланч обедать, встречает нас там девушка с меню. Мы тоже много месяцев друг другу нравимся, и оба это понимаем. Ну и что? Это же не повод для знакомства. Мало ли какие комбинации между людьми могут складываться. И Оля… тоже». Алексей задумался над уменьшительно-ласкательным вариантом именем своей подруги: «Ольга, Оля, Оленька, Олечка», – последний вариант ему понравился больше всего, и он вдруг задумался: «А как её называет в таких случаях муж? Да я, похоже, влюбляюсь, вот уже к мужу начинаю ревновать. Прикольно».

2003 год, 22 апреля, вторник, утро.

Наташка относилась к тому редкому типу женщин, которые плачут красиво. Тем более что шмыгающий нос никак не вязался с круглыми мячиками грудей, симпатично выглядывавшими из декольте. Звонарёв понял, что разыгрывать молчаливую деликатность будет неправильно: