Тайны любви - Анн-Мари Вильфранш Страница 8

И не любовь как таковая занимала помыслы Армана, покуда он дожидался Мадлен. Пылкое желание — да, предвкушение наслаждения — о, да; и, разумеется, снова и снова — ощущение огромного счастья! Но кто может знать, как будут развиваться события дальше. Арман твердо усвоил, что следует наслаждаться минутой и не беспокоиться о последствиях, ведь в конце концов все образуется само собой. Раньше, бывало, он страстно влюблялся, если женщина чем-то заинтриговала его, и восторженно лелеял свою любовь; однажды такое состояние длилось целых полгода.

Он рано пообедал в одном из маленьких, давно облюбованных ресторанчиков по соседству. Обед был легким: умеренная еда, полбутылки доброго бургундского и чуть-чуть коньяка в кофе — большего он себе не позволил. Вернувшись домой, он разделся и встал под душ. Пока он намыливал тело дорогим туалетным мылом, распространявшим легкий и приятный запах духов, его плоть возбудилась, и, как он ни старался не думать о предстоящем свидании, она набухала и твердела под каскадом теплой воды.

— Рано еще, ты, болван, — обратился он к вырвавшемуся из-под контроля приятелю, — потерпи еще полчасика. Угомонись и отдыхай до прихода Мадлен, вот когда тебе понадобится вся твоя мощь. И тут уж тебе будет предоставлена полная свобода, делай с ней, что хочешь.

Однако высказанное вслух обещание отнюдь не успокоило непокорного собеседника, наоборот, оно лишь усилило возбуждение, и поведение восставшего стало просто вызывающим.

— Нет, нет и нет, я не уступлю! Тебе придётся подождать! — воскликнул Арман, оскорбленный мыслью, как бы невзначай подсказанной бунтом плоти.

Не добившись ничего уговорами, но полный решимости показать, кто здесь хозяин, он протянул руку к крану и, сжав зубы, обрушил на обнаглевшего мятежника отрезвляющий водопад ледяной воды. Арман вытерпел столько, сколько потребовалось — примерно полминуты, — чтобы подавить восстание, и прежде, чем он отключил воду и вытерся, то, что так гордо топорщилось, поникло и съежилось, подчинившись его воле.

Одевался Арман с особой тщательностью. Костюм должен быть одновременно приличным, но эффектным, элегантным, но не слишком строгим. Необходимо было не только произвести благоприятное впечатление на Мадлен, но и позаботиться о том, чтобы раздеться быстро, с минимумом возни. Мало что так раздражает женщину, обнаженную, разгоряченную поцелуями и ласками, как ожидание, пока любовник управится с пуговицами и шнурками. Облачившись в светло-зеленые в белую полоску шелковые трусы, Арман придирчиво пересмотрел свой гардероб и остановил выбор на шелковой рубашке цвета слоновой кости, брюках «кофе с молоком» и изящном однобортном мохеровом пиджаке табачного оттенка.

Подобрав в тон галстук и носовой платок Для нагрудного кармана, он подошел к большому зеркалу в спальне, чтобы оценить результаты своих усилий. Арман остался доволен своей внешностью. Аккуратно подстриженная линия черных усов придавала особую выразительность верхней губе, волосы на висках и затылке завивались кольцами. Ах, сколько женщин находили эти кудри восхитительными и, целуя Армана, накручивали их на пальцы, которые очень часто были украшены не только обычными бриллиантами, но и обручальными кольцами.

Женщины никогда не приходят вовремя, да и никто от них этого не ждет. Только законченный тупица может надеяться на пунктуальность молодой особы, идущей на любовное свидание к мужчине домой. Прийти точно в назначенный час было бы равносильно признанию в том, что ее страсть также велика, как и его, а может быть, и больше, что она горит желанием прижаться губами к его губам и предаться ласкам. Возможно, так оно и есть на самом деле, но ни одна женщина не сознается в этом из опасения предоставить любовнику чересчур большую власть над собой.

Самоуважение, подкрепленное необходимостью напомнить о приличествующей ее полу скромности, требует от женщины, чтобы она всегда опаздывала на свидания. Таким образом она старается создать впечатление, что не действует по собственному желанию, но от щедрот сердца оказывает великую милость докучливому поклоннику, соглашаясь встретиться наедине. Будучи знатоком женских уловок, Арман ничуть не удивился опозданию Мадлен на четверть часа.

Осень стояла теплая, однако на Мадлен была роскошная шуба до пят из чернобурки и «аленькая черная шляпка, облегающая голову и украшенная сбоку алмазной булавкой. Возможно, улицу Тюрбиго все-таки продувал холодный ветерок, потому что щеки Мадлен очаровательно раскраснелись. С другой стороны, румянец мог не иметь никакого отношения к осенней непогоде, но свидетельствовал; о тайном жаре сердца. Арман спешил быстрее покончить с формальными приветствиями, насколько позволяли хорошие манеры; теперь, когда он залучил Мадлен в свой дом, нетерпение стало совершенно невыносимым. Он поцеловал по очереди руки в перчатках, а когда те были сняты, снова склонился к рукам, целуя мягкие ладони и внутреннюю сторону, запястий, при этом у него чуть не закружилась голова от аромата изысканных духов.

Он помог гостье снять великолепную шубу, но не успел повесить одеяние; Мадлен повернулась, прижалась к нему и, обняв обеими руками за шею, горячо поцеловала. Он мог гладить ее спину сквозь одежду только одной рукой, так как на другой висела объемистая шуба. Но когда Мадлен, не отрывая губ, скользнула рукою вниз и нащупала продолговатое затвердение под брюками, он сбросил меха на пол и принялся обеими руками ласкать стройную спину с изящными выпуклостями.

Не прошло и двух минут, как они были в спальне, где Мадлен, к огромному удовольствию Армана, позволила раздеть себя. Под серебристой шубой на ней был элегантный свитер из тонкой шерсти в косую черно-белую полоску и короткая, на сантиметр выше колена, черная юбка в мелкую складку. В талии свитер был перетянут широким ремнем из черной блестящей кожи с искусно выделанной круглой золотой пряжкой. Сдернув шляпку и бросив ее вместе с перчатками на стоявший рядом стул, она протянула руки Арману, как бы желая сказать этим милым жестом «я твоя, делай со мной все, что хочешь».

Наделенная щедрым провидением длинными и стройными ногами, Мадлен была почти одного роста с Арманом. Когда они стояли рядом у кровати, ей потребовалось лишь слегка приподнять красиво причесанную голову, чтобы Арман мог поцеловать ее. Обняв овальное лицо Мадлен ладонями, Арман покрывал бесчисленными поцелуями полные губы, глаза, тонко выщипанные темные брови, широкий и гладкий лоб. Легко можно себе представить, как нарастало возбуждение Армана, требуя выхода, но торопливость испортила бы все дело, и, прежде чем Арман коснулся груди, обтянутой узким свитером, Мадлен едва не задохнулась от поцелуев.

Ах, этот головокружительный миг, когда любовник впервые прикасается к мягкой груди и лишь безмолвным вздохом выражает свой восторг! Арман не переставал удивляться тому факту, что, в то время как едва ли не каждый художник, когда-либо державший кисть в руке, не отказал себе в удовольствии изобразить возлюбленную с обнаженной грудью, поэты, как правило, избегали воспевать нежные округлые прелести. Единственным исключением было достопамятное стихотворение Верлена «Вчетвером».

Грудь, наполняющая руку наслаждением,

Тяжелая грудь, властная, гордая и дразнящая,