На поводу у сердца - Тори Майрон Страница 78

— Да. Последствия твоего разбитого сердечка сожгло не только тебя, но и меня тоже.

— Ты не разбил мне сердце, — мгновенно обороняется она. С помощью лжи. Снова.

— Если бы не разбил, ты бы так не страдала, и желание жить вместе со всеми эмоциями никуда не исчезло.

— Откуда такая уверенность?

— Только моим контрактным счастливицам не повезло испытать на себе этот побочный эффект «очарования». Предполагаю, это всё потому, что за месяцы работы на меня они успевали проникнуться ко мне, так сказать, глубокими чувствами. С женщинами на одну ночь, с которыми я случайно трахался вне контракта, всё было в порядке. Никакого внутреннего пожара и эмоциональной отключки. Отсюда и такие выводы, Лин. И нужно отметить, что и в этом ты умудрилась выделиться из толпы, — размеренным тоном сообщаю я и довольно ухмыляюсь, с интересом наблюдая, как стремительно меняется выражение её лица во время анализирования полученной информации: задумчивость, осознание, удивление, страх, возмущение, и… отсчёт пошёл: три, два, один… злость.

— Поставь меня на пол, Адам! — раздражённо рявкает Лина, но, зарабатывая за это выразительный взгляд, тут же немного исправляется: — Пожалуйста… Поставь. У меня тело затекло висеть на тебе так долго.

А я всё равно не хочу её отпускать, но Лина таки вынуждает меня это сделать, начав елозить в моих руках, ещё сильнее повышая шкалу возбуждения. В таком состоянии я долго обсуждать условия не смогу, поэтому, желая приостыть, возвращаю негодующую ведьму на пол и тут же подхватываю вновь, вовремя заметив, что её неслабо ведёт в сторону.

— Всё нормально. Голова немного закружилась, — заверяет она, поднося руку к брови.

— Не нормально. Тебе нужно показаться врачу.

— Нет. Я в порядке. Уже всё прошло. Просто не ела сегодня ничего.

Бросаю беглый взгляд на часы — почти пять вечера. Про себя чертыхаюсь и, продолжая одной рукой удерживать Лину за талию, вытаскиваю из кармана телефон, набирая ассистентку. Приказываю Саре заказать еду из моего любимого ресторана в офис с важной заметкой: «еды много, доставка — рекордно быстрая», и вновь перевожу всё внимание на пытливо изучающую моё лицо дикарку.

— Насчёт врача тоже не обсуждается. Ты сегодня же поедешь в больницу и пройдёшь тщательный медицинский осмотр, — строго чеканю я.

— Но я не могу.

— Что значит, не можешь?

— Я маму дома оставила одну.

— И что?

— Она не в лучшем состоянии из-за ухода Филиппа.

От меня не ускользает, с какой лютой ненавистью она произносит имя отчима.

— Это не проблема. Я отправлю к твоей маме специалиста, который побудет с ней и заодно подготовит к нашему скорому отъезду.

— Отъезду?

— Да. Мои дела в Рокфорде подходят к концу, через несколько дней мы улетаем в Нью-Йорк, и потому твою маму я размещу в наркологическую клинику, лишь когда прилетим туда, чтобы ты могла навещать её в свободное от работы время.

— Ты серьёзно? — выдох, полный неверия, вылетает из её уст.

— Я никогда не говорю несерьёзно. Что тебя удивляет? — задаю вопрос, хотя прекрасно знаю ответ: она, по ходу, реально думала, что я заточу её, как пленницу, в своих хоромах, в которых она будет ожидать моего возвращения, трясясь от страха. Неужели я правда выгляжу таким страшным в её глазах?

— Не знаю… Не важно… Просто… дело в том, что мне ещё нужно будет уговорить её на лечение. Я не уверена, что смогу так быстро это сделать, — произносит Лина вроде как с грустью, но в глазах уже вовсю светлеет восход.

— Быстро сделать это смогу я, но для этого нужно, чтобы она протрезвела. Этим и займётся нарколог, который прибудет к ней уже сегодня, — а после этих моих слов и секунды не проходит, как моя дикарка даже без улыбки на губах начинает светиться точно солнышко, от которого у меня аж глаза слепит, а блаженное тепло окутывает тело до последней косточки.

Чёрт бы побрал эту ведьму, как у неё это получается? Неисчислимое количество женщин смотрели на меня, как на божество, но ни одна из них не могла по-настоящему дать ощутить себя таковым. Но с Линой… С ней всё иначе… Я ощущаю себя всемогущим богом, способным созидать новые миры, лишь потому, что становлюсь причиной её счастья.

— Спасибо, — а слыша её тихий, внезапно потеплевший голосок, клянусь, я чувствую, как в теле появляется такое количество энергии, которой хватило бы на сотворение целой галактики.

— Я ещё ничего не сделал, — наклоняюсь к её лицу и неторопливо провожу пальцами по её впалой скуле. Да! Пристрелите меня, но я опять к ней нежно прикасаюсь. — Но когда сделаю, ты знаешь лучший способ, как меня отблагодарить. — И да, я опять её целую. Опять начинаю ласкать её сладкий язычок своим, прижимая хрупкое тельце к себе ещё ближе, и исчезаю в мелодии женского стона, смакуя робкие прикосновения маленьких рук к моему лицу.

Сколько же времени должно пройти, чтобы мягкие подушечки её пальцев перестали обжигать всю поверхность кожи? Сладость губ прекратила отравлять, словно наркотическим опиатом? А запах… бля*ь, этот её потрясающий запах… когда же он утратит силу заменять мне весь кислород в лёгких и засорять мозг сентиментальным шлаком?

Не знаю. Но, думаю, года точно должно быть достаточно, чтобы Лина мне вконец надоела и всё её воздействие на меня тут же нейтрализовалось. Двенадцать месяцев, а, может, и меньше, — и я буду полностью здоров. Ну а сейчас я чуть ли задыхаться не начинаю и еле подавляю в себе разочарованный стон, когда резко отстраняюсь от губ дикарки.

— Адам… — почти беззвучно шепчет сквозь тяжелое дыхание, глядя на меня помутневшим, томным взглядом. Вижу, каких усилий ей стоит держать веки открытыми. Мне тоже сложно просто на неё смотреть, но нужно уже завязывать с этой, мать её, любовной прелюдией, которую всё равно здесь сексом не закончить.

— Что ещё ты хочешь в оплату за своё хорошее поведение? — вмиг возвращаю голосу привычную бесстрастность, замечая, как мой вопрос быстро сбрасывает с глаз Лины поволоку нестерпимого желания.

— Мне… мне ничего больше не нужно. Лечение мамы и избавление от Филиппа — это всё, ради чего я сюда пришла.

И вновь… её интонация мрачнеет до какой-то погребальной черноты, стоит ей только упомянуть имя этого урода.

— Что ты хочешь, чтобы я с ним сделал? — спрашиваю я, в уме заранее рассматривая варианты, как превратить жизнь её отчима в ад, даже если она попросит его не трогать.

— Я хочу, чтобы он сдох! — но Лина, мягко говоря, поражает меня своей жёсткой и как никогда откровенной фразой вместе с диким блеском ненависти в зрачках. — Но смерть для него — это слишком просто, поэтому… сделай с ним всё, что потребуется, чтобы каждое утро эта мразь горько сожалел о том, что вообще проснулся.

Охренеть! Я думал, она в гневе невероятно сексуальна, но, одержимая неистовым желанием отомстить своему обидчику, Лина представляет собой само воплощение совершенства, от созерцания которого вся кровь вместе с огненной массой сгущается в моём мужском центре и истошно кричит о необходимости поскорее снять напряжение.