Доминанты - Ирина Горюнова Страница 7

Все было очень плохо, хуже, чем можно было себе представить. С работой у мамы все как-то не складывалось, и оказалось, что не вся солнечная Болгария – курорт. Уехав с мужем болгарином в Софию, она надеялась как-то устроить свою судьбу, сделать карьеру, получить приличную работу, но постепенно выяснилось, что это почти невозможно. Ее многочисленные статьи, рецензии, интервью печатались в русских и болгарских изданиях, но денег это приносило ничтожно мало, жить было, в общем, совершенно не на что. Некоторые из маминых «доброжелателей», тех, кто устраивал ей публикации, потом подписывали их своим именем, и ничего поделать с этим было нельзя. Кто поверит начинающему музыкальному критику, тем более иностранке, когда под статьей стоит имя уважаемого и известного человека, соотечественника? Правильно, никто. Вспомнить хотя бы тот жуткий перевод на русский язык огромной монографии известного болгарского композитора, над которым она трудилась целых полгода, шлифуя его, перепечатывая на машинке, таская его в редакцию по этой безумной изнуряющей жаре. В итоге там опять другая фамилия. У нее опускались руки. Поддержать было некому. Они со Стояном так и жили на таване, где сдавали жилье бедным. Их комната – была еще довольно большая, метров пятнадцать. Маленькое, узенькое наклонное окошко показывало рваный клочок неба, словно в насмешку над мамиными творческими потугами. Когда шел дождь, из щели окна прямо на ее постель капала вода. Кровать пришлось переставить в другое место, но теперь она не видела даже этого клочка. В комнатушке размещались две железные кровати, старый пузато-помпезный шкаф, маленький журнальный стол с двумя потертыми, но еще вполне пригодными креслами и двухконфорочная электроплитка, на которой они готовили еду. Часто электричество отключали, вернее, его и включали-то на пару часов в день, и в эти благословенные часы можно было расстараться и быстро разогреть себе еду или сварить суп. Холодильника у них не имелось, да он и не был нужен. Зимой можно было положить продукты в авоське за окошко прямо на крышу, а чтобы их не склевали голуби, родители либо заворачивали их в несколько слоёв газет, либо клали в старую железную кастрюлю. Летом же – покупали еду в маленьких кафе или брали в магазинах такие продукты, которые не портились без холодильника: сухие галеты, консервы, фрукты. Туалет с ванной – один на десять комнат, и, чтобы туда попасть, как правило, приходилось долго ждать своей очереди. Вода в кране, естественно, только холодная. И мылись, и стирали кое-как. К тому времени мама с мужем уже прожили девять лет вместе и как-то отдалились друг от друга. Не знаю, что стало этому причиной: то ли скука, то ли тяжелое существование, непрестанная работа и бесплодные попытки изменить жизнь к лучшему, то ли что-то еще. Стоян уставал на работе и на все мамины предложения куда-нибудь сходить отвечал отказом, предпочитая в выходные сидеть перед телевизором, смотреть футбол и пить пиво. (Меня к тому времени уже отправили к бабушке в Москву.) В мамину душу постепенно вкрадывалась всепоглощающая тоска. Когда человеку хочется летать и парить, а он, совсем как тот уж в «Буревестнике» Горького, все ползает и ползает, начинаешь думать, что лучше оказаться раненым, но соколом. От скуки и отчаянья она завела на стороне совершенно никчемный роман, который помогал ей хоть как-то держаться на плаву, чувствовать себя женщиной. Правда, она быстро поняла, что это лишь ненужный груз, потому что человек этот, Румен, «не ее», они говорили с ним «на разных языках». Это раздражало. Лучше не иметь никаких отношений, чем быть связанной с человеком, который не приносит в твою душу радости и мира, романтики и вдохновения. Мама не знала, что он в ней нашел, потому что обращалась она с ним достаточно пренебрежительно. Позже, когда она вспоминала об этом, признавалась, что ей чуть-чуть стыдно. Но только чуть-чуть. Нельзя ведь позволять человеку садиться тебе на шею, а если позволяешь, значит, виноват сам. Она рассказывала, как один раз потащила Румена с собой на важный концерт, после которого они должны были встретиться на фуршете с дирижером и его музыкантами и другими нужными маме людьми. Она заранее попросила Румена надеть хороший костюм, это было важно. До концерта оставалось еще много времени, и они решили погулять по парку. Обычно она всегда брала с собой газету, чтобы постелить на скамейку, так как не любила грязь, но в тот раз взяла только один листик, так как в дамскую сумочку много не вместилось. Когда они встали, времени уже оставалось в обрез, Румен повернулся к маме спиной, и она увидела, что весь его новый костюм разрисован белыми полосками – скамейка оказалась свежеокрашенная. Ей захотелось плакать, настолько по-шутовски это выглядело. Когда же, буквально через секунду, ему на плечо нагадила какая-то птица, она рассвирепела окончательно.

– Ну, знаешь, – жестко сказала она, – с твоей стороны это сказочное свинство! Я от тебя этого не ожидала!

– Алёна! – отчаянно закричал он. – Алёна, я не виноват!

– Иди домой, Рыцарь Печального Образа! – она обреченно махнула ему рукой.

– Алёна, я больше так не буду! – взмолился он, понурив голову и всем телом изображая вселенскую скорбь.

– Пока. Я могу опоздать, – ответила она и быстро, ни разу не обернувшись, пошла к выходу из злополучного парка.

С того самого раза она окончательно убедилась, что вместе им делать нечего. Помните знаменитый фильм с Пьером Ришаром «Невезучие»? Так вот Румен – точная копия этого персонажа. С ним постоянно случались подобные странные и нелепые происшествия, которые выставляли и его, и маму в самом смешном свете. Вы, например, смогли бы любить такого человека? Она – нет. Поэтому мама старалась свести их встречи к минимуму, подготавливая его к мысли о том, что им надо расстаться. Конечно, ей было жаль Румена, но это не лучшее чувство для отношений между мужчиной и женщиной, к тому же у нее внезапно появился человек, в которого она влюбилась, совершенно потеряв голову. Произошло это неожиданно. На концерте. Ее представили одному композитору как молодого начинающего музыкального критика. Его звали Васил. Практически мгновенно их взгляды притянулись друг другу, создав такую энергетику, что при рукопожатии обоих как током ударило. Она отдернула руку и засмеялась. Он улыбнулся. Его бархатистые карие глаза были наполнены таким светом, зеркально отражающим мамино лицо, что ей стало не по себе. Желто-медовые лучики на радужке глаз шаловливо поблескивали. Они начали встречаться и довольно стремительно стали любовниками, хотя прекрасно понимали, что попадись они, сплетни и осуждение им гарантированы. В те годы коммунистическая партия как Болгарии, так и СССР, не любила подобных вывертов. За такое хоть и не сажали, но подпортить карьеру, безусловно, могли. Васил был гениальным композитором и в целом хорошим человеком, хотя и с тяжелым характером. Он страшно ревновал мать и к мужу, и к Румену. Она не скрыла от него ничего, потому что хотела быть перед ним честной. Любовь не допускает лжи и коварства, если она настоящая. Так она думала. Они часто ругались и мирились, пытались найти компромисс, но каждый раз все возвращалось на круги своя. Обладая вспыльчивым нравом, Васил не желал ее делить с кем-то, а она считала, что слишком рано говорить о серьезных взаимоотношениях. Надо было немного подождать. Ведь у них с мужем росла дочь – я. Как отнесется к ней Васил? Сможет ли быть ей хорошим отчимом? Как перенесет это дочь? Нужно время, чтобы разобраться во всем.