Притворись моей - Александра Салиева Страница 67

– Может, договор и на его имя, – пальцы сводит судорогой, когда я перелистываю предпоследнюю страницу адового соглашения. – Но его подписи здесь нет.

Слышится усталый вздох.

– Это пока нет. Но будет. И ты, и я прекрасно знаем об этом, иначе бы никакое соглашение никто не составлял вовсе. Его подпись – всего лишь формальность. Такие, как Филатов, курьерской службой свои многомиллионные подписи не раздают. За тобой решение. А он свой выбор уже сделал. Он в Америку возвращается. Один. Если уже не улетел. Ты его когда в последний раз видела? Он же даже разговаривать с тобой не желает. Как и видеть, – упрекает близняшка. – Не получилось. Ты попыталась. Но не получилось. Прекрати упрямиться. Это хорошая компенсация, Варя. Поможет начать заново. Подпиши. Прошу тебя, давай жить дальше. Не делай хуже, чем есть.

В её словах есть доля рациональности.

Однако…

– Я не сделаю аборт. Умру. Но не сделаю. Не убью своего ребёнка. Даже не заикайся об этом, Ариша. Не смей. Даже если Глеб отказывается, я – не откажусь. Я хочу этого малыша, понимаешь? Хочу! И он у меня будет.

Чего бы мне это не стоило…

– Ты же его всё равно ему отдать собиралась, – противопоставляет собеседница. – Извини, конечно, прозвучит некрасиво. Но у тебя ребёнка в любом случае не было бы.

Жар во мне становится просто невыносимым. Сводит с ума. Ломает. Я едва дышу. Но нахожу в себе силы продолжить неприятную тему.

– Я обещала родить ему сына. Отдать – не обещала.

Если уж на то пошло и всё так оборачивается…

– Хорошо, – с нескрываемым удивлением протягивает Ариша. – Малыш – будет. Допустим. А тебя самой – не будет, Варя, – качает головой сестра. – Роды – в принципе всегда огромный риск. Даже для здоровой женщины. Полно ситуаций, когда ничего не предвещает, а потом – бац, и всё плохо. Не понимаю, на что ты надеешься.

– На себя? Знаешь, ещё вчера я въезжала в поворот на скорости двести в час. И не остановилось моё сердце. Всё в порядке со мной. Не такая я уж и хрупкая, как оказывается, – развожу руками.

– А если всё-таки не выдержишь? – напряжённо комментирует сестра.

– Глеб будет хорошим отцом. Сейчас он зол на меня, ненавидит, отказывается. Я сама в этом виновата. Заслужила. Но ребёнка своего он никогда не бросит на произвол судьбы. Особенно, если малыш будет нуждаться в нём. Я знаю. Глеб не откажется. Только не Глеб. Если бы ты узнала его получше, также, как узнала я – тоже бы убедилась в моей правоте.

– Слишком много уверенности и ложной надежды, – фыркает Ариша. – А долг? Деньги, которые он уже дал? Если обратно потребует? В случае закрепления соглашения, ни одна из сторон не сможет предъявить другой какие-либо судебные издержки.

– Если потребует… – мои губы трогает кривая насмешка. – Не знаю, заведу себе Инстаграм, соберу миллион подписчиков, у каждого попрошу по двадцать рублей. Верну его деньги. Или что-нибудь ещё придумаю.

От услышанного у Ариша округляются глаза.

– Инстаграм? Ты себя слышишь вообще? Ты представляешь хотя бы приблизительно, что такое родить и вырастить ребёнка? Когда и о себе-то с трудом заботишься. Нам ещё маму из медицинского центра сегодня забирать. Её лечение больше никто оплачивать не станет.

– Заберём. Найду новую работу. Я не овощ. Ты – тоже найдёшь. Раньше же справлялись как-то. Почему сейчас не сможем? – отпихиваю бумаги в сторону.

Близняшка молчит. Я замечаю сожаление в её взоре. И бескрайнюю тоску.

– Ты губишь себя, Варя, – произносит с грустью. – И зря надеешься на то, что Глеб изменит своё решение.

– Я не надеюсь.

Если только совсем чуть-чуть. Где-то очень-очень глубоко, в самых потаённых закромах моего сердца…

– Надеешься, – с нажимом повторяет Ариша. – Да, не отрицаю, он хорош собой, иначе бы бабы по нему так не сохли. Жених из него тоже завидный. С таким-то количеством бабла. Но ты зря надеешься. Он сделал тебе несколько подарков, проявил щедрость, вы провели вместе некоторое время, и это время было, возможно, самым лучшим за всю твою жизнь. Ты влюбилась в него. Даже не отрицай. Я тебя хорошо знаю. Вижу это в тебе. Но ты должна понять: такие, как он просто так своё состояние не наживают. Они безжалостные. Ты посмотри, – хмыкает с горечью, махнув на неподписанные соглашение. – Он курьером отправил. Сам не позвонил даже. Вычеркнул тебя из своей жизни. Раз и навсегда. Без всяческих раздумий. Сколько времени прошло, как он узнал? Всего день! Он даже не сомневался, понимаешь? Дурочка ты моя влюблённая, если бы ты ему нравилась хоть на половину из того, как он нравится тебе, он бы никогда так не поступил с тобой. Очнись, Варя. Не делай себе ещё больнее. Подпиши. Забудь про него. Если не хочешь деньги брать из гордости, отдай их потом в детский дом какой-нибудь. Но забудь про Глеба Филатова. Не для тебя он. Пойми уже. Не любит он тебя.

А я вдруг вспомнила, как он вчера кулаком, об стену… Тогда, как сейчас было больно. Да так, хоть вой, хоть плачь, хоть ори, хоть молись. Не избавишься. Ни от боли. Ни от слёз, обжигающих щёки.

– А меня и не за что любить, – роняю тихо. – За что? Ни образования, ни хорошей работы, ни денег, не модельной внешности, ни здоровья. Ничего из себя не представляю. Сплошной изъян, – отворачиваюсь.

На большее банально не способна. Ком в горле мешает говорить. Да и пекло в моей груди лишь расходится и расходится.

– Я не это имела ввиду, – вздыхает виновато сестра, тянется к пиалке около меня. – На, попей, – придвигает чай ближе. – Станет легче.

Легче не становится. Хотя всё, до дна выпиваю, практически залпом. Даже вкуса не чувствую.

– Мне нужно на воздух.

– Хорошо, как скажешь.

– Нет, я сама. Одна, – отказываюсь, поднимаюсь на ноги, всё ещё не смотрю в её сторону. – Потом увидимся, Ариш. Мне нужно одной побыть.

Да, сбегаю. Ни разу не оборачиваюсь. Иду, смотрю строго перед собой. Хотя из-за слёз не вижу ничего толком. Ног тоже не чувствую. Как кукла – всё машинальное. Сжимаю, разжимаю ладони в кулаки. Пальцы тоже немеют. Холодный уличный воздух совсем не спасает. Даже спустя целую улицу, до ближайшего перекрёстка. Останавливаюсь у обочины не потому, что сигнал светофора красный. Головокружение. Слишком сильное, накрывает, как лавина. Забирает последние силы на то, чтобы удерживать себя в вертикальном положении. И преградивший путь внедорожник. На него опираюсь. Чтоб не упасть. Хотя к земле всё равно неумолимо клонит.

– А я предупреждала тебя, что ты не имеешь ни малейшего понятия, во что ввязываешься, – доносится откуда-то сбоку, с долей ядовитой насмешки. – Но теперь бежать уже поздно.

Оборачиваюсь на голос. Мир плывёт. Все очертания окружающей реальности размываются. Но голос я всё равно узнаю.

Вера…

Она.

Какой-то мерзкий запах.

Противный вязкий привкус во рту.