Пламя страсти - Сьюзен Джонсон Страница 56

— Никакого, клянусь тебе. Кстати, если ты предпочтешь штаны, их тоже можно сшить. Ты сама решишь, что лучше — штаны или платье. Но они должны быть из кожи. Во всяком случае, для долгих поездок. Иначе… — он состроил печальную гримасу.

— А женщины твоего племени носят штаны? — Венеция оценила старания Хэзарда быть дипломатичным и проявить такт.

— Нет.

— Значит, тебе будет неприятно, если я появлюсь в штанах на летней охоте?

Ему потребовалось время, чтобы ответить.

— Ты можешь носить то, что тебе захочется. — Он шел на очень большие уступки, потому что живо представлял себе, сколько будет разговоров и шуток по этому поводу. — Я не собираюсь…

— Но женщины твоего клана в штанах не ходят? Хэзард покачал головой.

— Если я смогу завтра двигаться, то примерю одно из платьев, — решительно заявила Венеция. — И спасу тебя от необходимости краснеть за меня.

Он вдруг улыбнулся радостно и простодушно, как маленький мальчик.

— Я сам могу о себе позаботиться, мисс Брэддок. Вы не должны идти на жертвы ради меня.

— Никаких жертв. Это просто потрясающие платья, только… — она на мгновение запнулась — …я бы хотела иметь собственные платья, если ты не возражаешь.

— Ты их получишь, — спокойно сказал Хэзард. — Столько, сколько захочешь. Абсароки — самое красивое племя в прериях, мы всегда уделяем много внимания внешности и нарядам. А что не сможем купить, то для тебя сошьют.

Хэзард твердо решил, что роскошно оденет свою женщину. Только значительно позже он осознал, что назвал про себя Венецию своей женщиной, и это не бьло оговоркой…

Мазь оказалась чудодейственной, как и надеялся Хэзард. Утром Венеция чувствовала себя отлично, но причиной тому была не только мазь. Утро выдалось теплым, свежим, пропитанным солнцем, и что более важно — она проснулась в объятиях Хэзарда. Он всю ночь нежно обнимал ее, боясь шевельнуться, понимая, насколько она устала после целого дня в седле. А сам Хэзард привык не спать.

Глядя на угасающий костер, он размышлял все о том же — что подумал о Венеции как о своей женщине. Сразу возникало множество проблем. Самая очевидная касалась рудника, остальные относились к их совместному будущему. Что движет Венецией Брэддок — жажда приключений, каприз, сексуальный голод? Или она способна испытывать какие-то более глубокие чувства?

Хэзард слишком много времени провел с влюбчивыми и похотливыми леди, чтобы самому с уверенностью определить, где кончается флирт и начинается любовь. Ответов на свои вопросы он не нашел, но в одном больше не сомневался. Он хочет, чтобы Венеция была его женщиной! Отослать ее прочь, пренебрегать ею из чувства долга или других моральных соображений, как он уже пытался, было теперь выше его сил. Хэзард хотел ее. Венеция подарила ему слишком много радости, принесла в его жизнь наслаждение, которого он не знал раньше…

— Я чувствую себя намного лучше, — пробормотала Венеция, едва открыв глаза. — Что входит в состав этой мази?

— В основном она состоит из жира бизона, — объяснил Хэзард, разминая руку, затекшую от неподвижности. — Потом юкка, ромашка, крапива и какие-то еще травы, только я забыл, какие именно. А кроме того, разумеется, необходимо несколько заклинаний и дым священного табака, — добавил он с улыбкой.

— Ты меня дразнишь? — спросила Венеция, устраиваясь поудобнее и глядя на него широко раскрытыми от любопытства глазами. Этот ее взгляд Хэзарду особенно нравился.

— Я забыл еще перья колибри.

— Вот теперь ты точно шутишь!

— Вовсе нет. Это правда, как смех Есахтавата.

— Ничего не понимаю… Это одна из ваших сказок?

— Скорее быль. Нам ее рассказывал Старый Койот, чтобы мы не забывали о нашей человеческой слабости.

— Расскажи мне!

— Как-нибудь в другой раз. Скажем, завтра, когда мы спокойно сможем предаваться лени в моем вигваме в Арроу-Крик. А теперь, бостонская принцесса, нам пора собираться в дорогу, если мы хотим приехать в деревню до темноты.

Хэзард помог ей одеться, накормил завтраком, а потом оседлал Пету и усадил Венецию перед собой. Он даже слышать не хотел о том, что она поедет верхом сама, хотя Венеция уверяла, что отлично себя чувствует.

Целый день они поднимались все выше в горы и остановились, лишь немного не доезжая до местоположения разведчиков, которых в племени называли «волками». Умывшись из ручья, Хэзард надел свой костюм вождя со всеми полагающимися ему регалиями — волчьи хвосты на расшитых бисером мокасинах, перья сокола и орла за одним ухом, узкие кожаные штаны с бахромой. В мочки ушей, которые ему проткнула раскаленной иглой мать на второй день после его рождения, он вдел переливающиеся сине-зеленые раковины. Расшитая бисером рубашка, обнажавшая мускулистую грудь, не скрывала и ожерелья из зубов медведя.

Пету тоже принарядили — ей надели настоящую испанскую упряжь, которую Хэзард когда-то выменял у юго-западных племен. На груди кобылы красовался отполированный медальон, украшенный перьями и вышитыми бисером лентами. Завязанная узлами лента, свисавшая с шеи Петы, говорила о числе поверженных врагов.

Окончив одеваться, Хэзард добавил к наряду Венеции тяжелое серебряное ожерелье, которое прекрасно гармонировало с кожаным платьем цвета шафрана, расшитого серебряным и голубым бисером. Потом Хэзард аккуратно убрал ее волосы — так, как носят женщины из племен северо-западных равнин. Его руки действовали быстро и осторожно, и очень скоро волосы Венеции начали переливаться под лучами заходящего солнца, как дорогой атлас. Когда Хэзард остался наконец доволен ее прической, он посадил Венецию на Пету, сам сел позади нее и чуть тронул кобылу коленями, посылая вперед. Перья у него за ухом трепетали на легком ветерке.