Серебряное пламя - Сьюзен Джонсон Страница 54

— Что ты скажешь, если мы отложим на полгода нашу свадьбу? — спросил Трей невыразительным тоном.

— И это все? — сказала Импрес с радостным облегчением. Это вовсе не так плохо. Ее ужасный страх рассеялся. — Я не возражаю. Лето самое подходящее время для свадьбы. — Она улыбнулась Трею. — Не будь так мрачен. Я люблю тебя, и, от того, что наша свадьба состоится не через неделю, а через полгода, земля не перевернется.

Трей не улыбнулся, и Импрес поняла, что за его словами кроется что-то более серьезное.

— Я еще не сказал тебе самого худшего, — сказал он тихо. — Я должен жениться на Валерии Стюарт.

Это было в тысячу раз хуже, чем она могла себе представить. Уничтожение ее мечты, разрушение счастья, в которое она только начала верить. Прошло несколько секунд, прежде чем Импрес смогла успокоить дыхание и спросить:

— Почему?

— Чтобы спасти двух моих кузенов от повешения.

Ужасаясь и удивляясь, слушала Импрес историю, рушащую ее будущее. Трей был в унынии, но несравненно более оптимистичен, чем Импрес. Она считала, что женщины типа Валерии Стюарт так легко не позволят разрушить их планы. Если уж она настолько умна и жестока, что сумела заставить семью Брэддок-Блэк поступить по ее желанию, то не отступится и через шесть месяцев. Трей ничего не сказал о крайнем варианте, к которому прибегают в племени Абсароки, поэтому Импрес не приходило в голову, что есть какая-нибудь надежда. Катастрофа неминуемо маячила перед ней.

— Я не знаю, что делать… что еще сказать, — закончил Трей с несчастным видом, видя, что фортуна отвернулась от него, чувствуя упадок духа.

— У тебя нет выбора. Женись на ней. Дети и я вернемся в горы, а ты сможешь приехать к нам летом. — Импрес заставила себя говорить спокойно, хотя ей хотелось кричать от душевной боли. — Я скажу детям… — Голос ее дрогнул, глаза наполнились слезами. — Я не знаю, что сказать им. Думаю, что они любят тебя не меньше, чем я.

Как только Трей увидел слезы, он мгновенно вскочил на ноги. Подняв Импрес на руки, он перенес ее на кожаную кушетку рядом с камином и, сев рядом, посадил ее к себе на колени, расправив длинную ночную рубашку, чтобы прикрыть голые ноги.

— Это не навсегда, — прошептал Трей, крепко обнимая ее.

— Лето придет скорее, чем мы думаем, — мягко сказала Импрес, и, хотя ее слова были благоразумны, на глазах опять появились слезы.

— Не плачь… пожалуйста, не плачь, — умолял Трей, вытирая слезы пальцами. Он хотел, чтобы ей было хорошо, хотел утешить ее, каким-то волшебным средством избавить от этой чертовщины. — Ты не должна уезжать, — пробормотал он нежно, целуя ее волосы, щеки. — У тебя нет никакой причины уезжать. — Мысль о том, что он может лишиться Импрес, была непереносима.

— Не проси остаться, — ответила Импрес. — Это невозможно, раз ты женишься.

— Это только свадьба, а не женитьба, — быстро и резко сказал Трей. — Я ни одного дня не собираюсь жить с ней.

— Все же я не останусь, — прошептала печально Импрес. — Мы вернемся домой сразу же, как я смогу ходить.

— Очень хорошо, — согласился Трей, поскольку сейчас он не собирался спорить с ней. Но и не собирался отпускать. Тем или иным способом он заставит ее остаться.

Обстоятельства сыграли на руку Трею. Дети заболели лихорадкой, которую перенесла Импрес. Едва она окрепла, как Женевьева стала жаловаться на боль в горле. Через пять дней заболел Гай, а затем остальные, и дом превратился в госпиталь. Три недели пришлось заниматься уходом за больными, готовить отвары, давать лекарства, успокаивать, носить на руках плачущего Эдуарда, у которого болели уши. Трей взял эту заботу на себя, потому что Эдуард засыпал только на его руках. В некотором смысле это было избавлением для Импрес, так как мысли ее были поглощены тревогой за больных детей, сражением со смертью, приготовлением лекарств и молитвами. Она даже забыла, что приближается свадьба Трея. В тот день, вымотанная, она крепко спала, когда Трей тихо уехал утром, не будя ее. Проснувшись ближе к полудню и поразившись необычной тишине, стоящей в доме, она тотчас осознала, в чем причина безмолвия.

Импрес заплакала, несмотря на твердое решение сдерживаться, и, когда Женевьева спросила, что случилось, она только ответила:

— Я устала и хочу домой.

Церковь была заполнена до отказа. Заинтригованные поспешной свадьбой между людьми, которых долгое время не видели вместе, все приглашенные явились без исключения.

Церковь, утопающая в розах, в огромном количестве доставленных из Калифорнии, стала похожа на сладко пахнущее розовое облако. Восемь подружек невесты, также все в розовом, были забавным контрапунктом этим благоухающим цветам. Невеста была великолепна: вся в изысканных жемчужных венецианских кружевах со шлейфом длиной в двадцать футов. Только Трей выглядел узником, и это отметили все присутствующие.

Свадебный обед потрясал своей роскошью. Десять французских поваров были приглашены для его проведения. Французское шампанское лилось рекой, и все заметили, что жених усердно отдает ему дань. Даже когда сразу же после обеда заиграл оркестр, он отказался от первого танца с невестой, заявив, что предпочитает выпить.

Родители жениха оставались на обеде столько времени, сколько требовали приличия. По слухам, Хэзэрд не был доволен выбором сына. Поговаривали, что невеста беременна и парня просто заставили жениться. В конце концов все сошлись во мнении, что такое вполне возможно. С известным постельным усердием Трея вынужденная женитьба была только вопросом времени и давления со стороны праведной семьи.

Больше всего приглашенных интересовало, успокоится ли Трей после женитьбы. Многие молодые леди, приглашавшие Трея на танец, надеялись, что нет. Ну, и, конечно, все знали о его приобретении, укрытом на ранчо.

Тем временем счастливая невеста и сумрачный жених переоделись в дорожное платье, чтобы отправиться в новый дом. Многие, заметив очевидное выражение угрозы на лице Трея, злорадно шептались между собой. Кто-то из его компаньонов даже заметил:

— Трей не станет протестовать против семейной жизни, только если она будет в малых дозах и с большим количеством женщин. Валерии предстоит здорово поработать, чтобы урезонить его.

Трей мрачно сопровождал Валерию к дому, который она купила на его деньги, и теперь молча стоял в гостиной, пока она переодевалась и отдавала распоряжения дворецкому о позднем ужине. Он устал, и от шампанского у него болела голова. А может быть, от того, что приходилось все время сдерживать ярость в присутствии многочисленных гостей. Сияющее самодовольство Валерии тоже внесло свой вклад, конечно, в пульсирующую боль в висках. Лицемерная сука!

После того как слуги удалились, Валерия наполнила бокалы кларетом и сделала грациозный жест, приглашая Трея.

— Дорогой, сними сюртук и чувствуй себя уверенно. Хотя она и стала его женой, у него не было намерения терпеть ее штучки.

— Я не собираюсь оставаться, — сказал он. Валерия на несколько секунд растерялась. Отказ остаться был непредвиденным обстоятельством, не входившим в планы Валерии. Затевая эту свадьбу, она чувствовала себя в безопасности.