Сердцеедка для мажора - Алина Савельева Страница 53

В детстве я часто засыпала с родителями, когда мне было плохо, я всегда забиралась между ними и только окруженная их теплом могла успокоиться. Наверное, так бывает во многих семьях, но мне казалось, что в моей это какая-то особенная связь, словно они отдают мне часть себя, дарят свою энергию, чтобы их несмышленыш мог топать дальше по жизни. Так и в ту ночь, после того как мы вернулись из клиники, я уснула рядом с ними, наверное, и в настойке маминой было что-то успокоительное.

Контролю человечества время до сих пор не поддается и не перестает удивлять. Где-то на отдыхе, на веселом празднике, оно летит незаметно. Рядом с Андреем и вовсе всегда его было мало. Оно как гравитация — вроде величина постоянная, но чем дальше от земли, тем становится меньше.

Вот и сейчас я себя чувствовала зависшей где-то между небом и землей. Все застыло во мне, словно я не живу, а просто наблюдаю, как снуют люди в клинике, на улице. Они спешат по своим делам, торопятся жить, мечтают о лучшем будущем. Как и я еще совсем недавно мечтала закончить универ, создать свою студию, какая когда-то была у мамы, приезжать на лето в Москву, и в моих мечтах всегда были встречи с Андреем на вечеринках или на праздниках наших семей. Странно, но я не думала о том, что жизнь не стоит на месте и вечно так продолжаться не будет.

Я уверена, что Макар знает абсолютно каждую строчку из больничной карты Андрея, но мне он говорит только то, что считает нужным: «Сотряс небольшой, подушка помогла, а все остальное восстановится».

За время, проведенное в стенах клиники, со мной постоянно кто-то разговаривал, но стоило кому-то начинать вспоминать, какой Андрей человек, у меня начиналась истерика, мне казалось, они все его уже хоронят, не верят что он выкарабкается.

— Почему ты отказалась ехать с ним, Вик? — спросила Ленточка, и я понимаю обиду за брата в ее глазах, но не могу не сказать правду.

— Когда я уехала в прошлом году, побыв его ненастоящей девушкой всего одну ночь, я едва не тронулась умом, сходя с ума от боли, ревности, обиды. И дело не в том, что я ему не поверила в это раз… просто… знаешь, есть такие больные отношения, когда женщины терпят все что угодно, лишь бы их любимый не бросил?

— Да, кажется, это называется созависимость. Когда от тебя не остается ничего, ты полностью живешь жизнью своей половины.

— Да. И я боялась, что рядом с ним я буду такой и в конце концов, когда надоем ему, то буду валяться в ногах, умоляя не бросать меня, потому что я попросту не вынесу второй раз того, что было тогда, а после отношений моя зависимость станет еще хуже.

Лена помолчала, наверное, не зная, как бы поступила она. Рискнула бы или как я, струсила.

— А где Мирон? Почему он не приехал? — подсела ко мне Ленточка на диван.

— Он… очень далеко и… приедет сразу, как только будет возможность, — ответила я уклончиво.

— Помнишь эти ролики со дня рождения Андрея, где он с Мироном как-то неудачно попали в кадр, словно влюбленная парочка в море воздушных шаров?

Спросила Лена и тут же полезла в телефон искать эти видео, я только кивнула в ответ, и помню, и смотрю все фотки и видео, какие есть где-либо с Андреем.

— Мне человек десять скинули эти видосики, сказав, что перед этим Андрей искал тебя, а Мирон меня.

Мы таращились друг на друга, уже и без слов поняв, что парни обошли всех гостей трижды не для того, чтобы трусы отдать.

Почему же мы всегда так слепы? За обидами и твердыми убеждениями, навешав ярлыки, не замечаем, что нет шаблонов ни у кого и с каждым в жизни человеком люди ведут себя по-разному. И примерять на себя чужой опыт неправильно!

В этот момент, когда на видео был кадр, как Андрей и Мирон идут мимо снимающего их человека и Андрей повернулся, взглянув на камеру, вышла Полина Аркадьевна, главврач, и пригласила Аристовых к Андрею в бокс. Пришел в сознание!

Их пустили совсем ненадолго, но для меня опять застыло время до такой степени, что я видела, в падающих лучах света пылинки, зависшие в воздухе без движения. Мне не пройти даже в коридор, ведущий к боксам, и все, что оставалось, это только торчать у дверей отделения в ожидании Аристовых.

Но с этого дня появилась надежда, что и меня к нему пустят скоро. Не передать, в каких рыданиях заходились мама Андрея и Ленточка, выходя из дверей в первые дни визитов, но с каждым днем они все больше улыбались и я улыбалась вместе с ними, пусть и не могла сама его увидеть, прикоснуться и сказать, как я жду его выздоровления.

Моего терпения не хватало ждать, пока мне разрешат, и все время просилась сама:

— Дядя Максим, можно я с вами? Я всего на минуточку, пожалуйста…

Я понимала, каково ему разрываться между палатами отца и сына, и тысячу раз просила прощения и боялась, что именно он запрещает всему персоналу меня пускать к нему, поэтому обратилась именно к Максиму Владимировичу.

Дядя Максим говорил, что я не должна себя винить за решение Андрея ехать одному, да еще и после ночи без сна, но мне казалось, они с мамой Андрея меня ненавидят, ведь он ездил ко мне.

— Вик, ты же знаешь этого пижона, пока чистые бинты не намотают, он никого к себе не пустит! — пошутил дядя Максим. — А я тебя не пущу, пока ты не начнешь есть!

Так, отшучиваясь, он мне отказывал, а в один из дней позвал куда-то с собой меня и Ленточку. Сначала я думала, что он решил нас накормить, потому что мы заехали в ресторан, но оказалось, не это было целью поездки.

— Я думал, Андрей сам тебе покажет, как перестанет вату катать в клинике, но сегодня он сказал мне продать это помещение, — загадочно сообщил Максим Владимирович, открывая двери в здании нового комплекса на набережной.

С первого взгляда я поняла, что это за помещение. Два зала для занятий, комната для записи звука, монтажная и даже гардеробная с душевой. На столике в гардеробной флакончик моих любимых духов «Черный тюльпан».