Девочка Каина - Виктория Победа Страница 50

— Ну да, это ведь у меня отняли жизнь, с чего вдруг меня бы это касалось, — глубокомысленно заключил и нахмурился еще больше.

Я не знал, что сказать. Не было в голове адекватных мыслей на этот счет. Просто имелось желание размозжить себе голову о ближайшую стенку, чтобы долбанные мысли прекратили роиться у меня в голове.

— Я забираю Настю и позвоню, как что-то узнаю, — кинул грубо через плечо.

— Ты так ощетинился, как будто я сказал, что не отдам тебе твою Настю. Повторяю, вся показуха была только ради того, чтобы ты меня не прикончил в первую же встречу. Я не тварь и не подонок, хоть, видит Бог, очень хотел бы стать таким, чтобы идти по головам и взять с каждого, кто так или иначе причастен к моей ситуации. Но вот незадача, я был, остаюсь и буду офицером всегда несмотря на то, что погиб предателем и до сих пор считаюсь таковым. Мнимые звания и обвинения не отнимут у меня честь. А у тебя, друг? У тебя честь на месте? — острый взгляд впился в меня особенно глубоко. До самого нутра пробрали мурашки.

Честь. Я десять лет считал себя убийцей друга, который оказался врагом. И убивался этим. Не жил, по сути, толком. Первое время я в себя прийти не мог, не спал, не жрал и просто существовал. Мне дали отпуск на два месяца с надеждой, что образумлюсь. Бухал как не в себя, меня Феликс вытянул, дал такой неплохой толчок, за шкирку приволок в управление и заставил вернуться.

— Ты офицер, мать твою, ты командир группы, — Феликс схватил меня за грудки, поднимая с обрыганного пола, заставленного бутылками разных мастей и градусов. — Руслан, люди гибнут, твоя группа нуждается в тебе. Ты, черт тебя дери, лучший. С какой целью ты пришел в это дело? Отвечай, мать твою, с какой целью ты подался в спецвойска?!

— Потому что я могу сделать мир лучше, — так мы говорили всегда. Мы можем сделать мир лучше, мы можем спасти людей. Мы опора. В темные времена свет маяка.

— Что ты делаешь конкретно в данный момент, скотина ты синюшная? — воспаленные глаза не видели тогда четко, но даже сквозь поволоку алкогольных паров, устилавших мой взор, я рассмотрел напряженный и злобный взгляд друга. Оставшегося в живых друга. Приходившего ко мне чуть ли не каждый день. Который вытаскивал меня из ада, в который я упорно норовил заскочить по собственной воле.

— Пью за то, что убил друга, Вить. Это был мой друг. Понимаешь, что я хладнокровно убил друга?

— Который был причиной смерти половины из твоих людей. Который продал нас всех за ломанный грош. Было бы лучше, если бы он все-таки попал в меня и прикончил потом еще и тебя? Да? Так было бы лучше? Или было бы лучше, чтобы мы ничего не узнали и дальше продолжали терять людей и снабжение, свято веря в ебучий случай? — Феликс распалялся все больше. Я мог его понять, он тоже терял друга. А я тогда терял уже самого себя. — Люди бывают суками. Друзья предают. Жизнь та еще тварюка, Руслан. Но ты выжил, мы выжили. Выгрызли эту жизнь, так давай не проебем ее. Тебе тоже однажды дали шанс, Рус. Дай теперь его себе.

Мы таранили друг друга острыми взглядами, соревнуясь, кто кого переглядит.

— Вот намотай свои сопли на кулак и вперед, ты же мужик, ЛЮСЯ.

Помню, что тогда эта фраза подействовала на меня своеобразно. Я смеялся как умалишенный. Смеялся и плакал. С Феликсом мы тогда просидели до утра. Набухались и протрезвели, уснули на кухне. А на следующее утро я был перед начальником, помятый, уставший, но готовый. Грызть эту жизнь дальше.

Я тогда еще месяц в качалку ходил в форму себя приводить и стрелял как конченный псих до самой ночи каждый долбанный день, все пытался свыкнуться, что оружие — это всего лишь оружие. И нельзя в каждой мишени видеть друга. Даже если твое подсознание срабатывает иначе, даже если болезненно выкручивает реальность и возвращает в тот день, когда я пристрелил друга. Брата. Врага.

— Ты сначала пройди в моих башмаках то, что прошел я, а потом мы поговорим о том, у кого есть офицерская честь, а у кого нет.

На физическом уровне больно воспринимать эту реальность, я не был готов. Не сейчас. Не так.

Макс смотрел на меня пару секунд, а затем кивнул, будто бы взвешивая в своей голове что-то. Как будто сопоставлял с чем-то и ждал ответа. Может мне все это показалось.

Мог ли он быть прав? Мог. Мог ли он соврать? Мог. Оставался вопрос, зачем ему это? Если врал бы, то явно преследовал какие цели. Но он не просил ни денег, ни должности, никаких благ. Просто вернуть имя. Вернуть жизнь. Много это или мало? Для того, кто однажды потерял все, это самое главное, а для того, кто мог бы вернуться со злым умыслом — малость, чтобы подобраться к цели.

Нет, ты не будешь слепо верить словам и даже фактам, Багиров. Ты узнаешь все сам.

Я вышел молча из дома и направился к Насте, моей лучезарной девочке, которая несмотря ни на что умела сохранять спокойствие и всех могла лишь одним своим видом вернуть в нормальное состояние. Шел по приборам, цепляя углы и дверные проемы. Боль не чувствовалась.

Как только вышел и глотнул свежего воздуха, понял, что почти не дышал все это время. Руки самопроизвольно сжались в кулаки, напряжение росло в геометрической прогрессии и спало только тогда, когда я подошел к Насте и зарылся носом в копну волосы, прижимая к себе свою девочку так крепко, что казалось, мог б раздушить от желания держать ее в своих руках.

— Скажи мне, что он не трогал тебя, — шептал в ухо. Маленькие ладошки переместились мне на грудь. Правая чуть левее сердца, прямо в грудину.

— Руслан, ты чего? Нет, конечно, посмотри на меня, — она схватила меня за лицо, и очень серьезно посмотрела. В этих глазах я определенно нашел свою погибель. Вглядывался в ее перепуганное и взволнованное личико и все гадал, за что мне такое счастье? Мог ли я догадываться, что женщина, подарившая мне билет в жизнь, подарит и смысл этой самой жизни?

Судьба удивительна, она способна перекидывать все с ног на голову самым невообразимым способом и именно тогда, когда ты меньше всего этого ждешь.

Я не выпускал ее из своих рук ни на секунду. Даже когда она прощалась с мальцом. Сын Макса смотрел на меня враждебно и с опаской. Его вполне можно было бы понять, но я все равно корил себя, что перед ребенком допустил такую промашку. Я должен защищать слабых, а не заставлять их чувствовать себя в опасности.

Мы добрались домой в полном молчании, все, что мне было нужно, это лишь держать ее руку в своей ладони. Эмоциональный вакуум догнал меня внезапно. Вдруг все, что казалось основой под ногами, пошатнулось. И только мягкие поглаживающие движения нежных пальчиков держали меня на поверхности.

— Руслан, он рассказал мне все «от» и «до», и я хочу сказать, что мне не кажется, будто бы он лжет, — прервала молчание первая. Видимо, негатив в машине достиг предела.

Я молчал, сжимая руку на руле с такой силой, что пальцы хрустели. Что-то ломалось одновременно и во мне. Педаль втоплена в пол, мы гнали как угорелые по трассе, скорее добираясь домой. Скорость порой меня успокаивала, но сейчас нет. Ничуть. Гнев затапливал, струился по телу. Я не мог отойти от того, что за женщиной своей не уследил, как новые потрясения. Что дальше? Что еще?