Притворись моей - Александра Салиева Страница 45

Но нет.

Начинает биться с удвоенной силой.

Тук-тук…

Как удары молота по наковальне.

Того и гляди, пробьёт грудную клетку.

В тишине внезапно прекратившейся музыки – особенно слышно.

Куда громче, чем моё ответное…

– Да.

И вот уж чего совсем не жду, так это восторженных аплодисментов, наряду с громкими выкриками поздравлений. Хотя все они задевают мой слух лишь как фоновой шум. В голове будто вакуум образовывается. Мои мозги где-то в астрале. Я бездумно рассматриваю тяжёлый розовый камень в платиновом обрамлении, скользнувший на безымянный палец, и очень стараюсь начать заново дышать. Получается откровенно плохо. Голова идёт кругом.

– Глеб, я… – выдавливаю из себя еле как.

Собираюсь признаться, что мне плохо. Слишком уж щемит в груди. Пальцы почти не слушаются. Ноги становятся ватными. Того и гляди, упаду.

Но нет. Не падаю. И объяснять тоже ничего не нужно. Сильные объятия поддерживают, прижимают к широкой груди, дарят новую порцию тепла, спокойствия. Я слышу, как твёрдо и уверенно бьётся сердце Глеба, и моё собственное сердцебиение тоже постепенно утихает, подстраивается под чужой ритм. Шумно выдыхаю. Правда становится легче. А вместе с новой порцией кислорода и всё остальное плохое тоже проходит.

Ну, по крайней мере, то, что касается собственного самочувствия, ведь…

– Вот уж не думала, что вы «порадуете» нас подобным сюрпризом так скоро, – доносится из-за спины знакомый голос с оттенком сарказма.

На спутнице Филатова-старшего длинное платье глубокого синего оттенка, в тон общей гамме сегодняшнего вечера. Вера лучезарно улыбается, приобнимая за локоть своего сопровождающего. Её улыбка, адресованная нам, выглядит довольно искренне, хотя в словах всё равно чувствуется фальшь. А я только сейчас отмечаю тот факт, что и все остальные придерживаются определённого дресс-кода в выборе цвета своих нарядов, как она. Все. Кроме меня.

– М-м… Разве не этот бриллиант был продан за тридцать девять миллионов долларов на аукционе «Christie’s» в две тысячи тринадцатом? – заговаривает и Михаил Юрьевич, сосредоточившись на моей правой руке.

Невольно поджимаю пальцы, а кольцо на безымянном ощущается ещё более тяжёлым, нежели первоначально.

– Он самый, – согласно кивает Глеб.

Не могу не отметить, что смотрит он при всём при этом исключительно на Веру. С нескрываемым превосходством и капелькой заинтересованности.

– А мне казалось, что покупатель был анонимом. Как ты его нашёл? – откликает блондинка. – Должно быть, заплатил ещё больше.

Её радушие тает с каждой уходящей секундой. И пусть не сразу, но до меня начинает доходить, по какой именно причине так происходит.

– Захотел и нашёл, – безразлично пожимает плечами Глеб. – Моя невеста и не такого достойна, – вместе со словами обнимает меня крепче.

Я же стискиваю зубы сильней, делая вид, словно не замечаю завуалированное «И пошла ты со своим шантажом и знанием того, что я делаю у отца за спиной». Тоже цепляю фальшивую улыбку, как и Вера, которая заметно уязвлена.

– Но вообще мог бы хотя бы меня предупредить, что собираешься на такой… кхм… решительный шаг, – совсем не замечает истину происходящего Филатов-старший, добродушно усмехается, подходит ближе и хлопает сына по плечу, отсыпает скупые поздравления. – Мы даже толком не познакомились, не пообщались, – обращается уже ко мне.

– Ничего. Ни тебе с ней жить. А мне, – довольно грубо отчеканивает Глеб, не позволяя мне присоединиться к разговору. – Достаточно и того, что я с ней прекрасно знаком.

Три дня, угу.

– В отличие от меня. Я её вообще впервые вижу, – прибавляет ещё один женский голос, от ледяного тона которого в миг ползут морозные мурашки.

А прежде мне казалось, будто кондиционеры тут не справляются.

– Мама?

Глеб оборачивается к миниатюрной шатенке в платье, расшитом золотистыми камнями, а у меня в голове это его вопросительное «Мама» отражается громогласным набатом, наряду с тысячекратным эхом. Я едва справляюсь с собой, чтобы не застонать в голос, пока инстинктивно вжимаю плечи перед ещё одной представительницей рода Филатовых.

– Не знал, что и ты здесь будешь, – продолжает Филатов-младший.

– Решила в последний момент, – отмахивается от его замечания она, нахмурив свои идеально подведённые графитовым карандашом брови. – И я рада видеть тебя, сын, – произносит с нажимом, поворачиваясь ко мне.

Не просто разглядывает, сканирует, почти препарирует, как хирург под микроскопом. По крайней мере, никак не могу отделаться от ощущения, будто она ментально вскрывает мне череп, так пристально смотрит. Молчит с полминуты. И мне уже заранее страшно, что она скажет по итогу. Правда, так и не доводится узнать, какой именно приговор меня ждёт. Едва женщина открывает рот, как нас окружает целая толпа. Я их не знаю, но все остальные прекрасно с ними знакомы. Поздравления сыплются, как из рога изобилия, представители семейства Филатовых с видимым достоинством принимают каждое, реагируя на сопутствующие шуточки. Мне же только и необходимо, что изредка улыбаться, помалкивая. Я и помалкиваю. Только киваю ещё иногда. Так выдерживаю час с лишним – не меньше. Выдержала бы столько же, а может и больше, но в какой-то момент ловлю очередной оценивающий взгляд. Всё бы ничего, я и так, как рыбка в аквариуме, выставлена на всеобщее обозрение, почти как на выставке. Но этот взгляд – не такой, как все. Пронзительный, как небо. С толикой высокомерия. Затаённой тоской. И его обладательница, облачённая в шифоновое платье с внушительным шлейфом, смотрит в упор, не на меня. На Глеба. Моё существование она вовсе не замечает. Уголки её губ изредка подрагивают, кривляя скупые улыбки каждый раз, когда к ней обращается рядом стоящая девушка в схожем наряде.

Я помню её безупречное лицо. Её саму я тоже превосходно помню. Невозможно забыть. Ведь в моей памяти до сих пор хранятся десятки образов фотографий с её изображением, совместно с наследником «Галеон».

Оливия Флорез.

Та, что в настоящий момент на территории Соединённых Штатов судится с Глебом, обвиняя его в жестоком обращении.

Она-то здесь какого чёрта забывает?!

Вопрос в моей голове, как вспыхивает, так и не находит ответ. Да и это тревожит не настолько сильно, как тот факт, что, в отличие от меня Филатов-младший продолжает благосклонно принимать всеобщие поздравления с будущим браком, совершенно не замечая прикованного к нему внимания своей бывшей. И что-то глубоко внутри меня подсказывает – не просто так, нарочно. Слишком уж знакома эта маска полнейшей непробиваемости на его лице. Чем дольше смотрю, тем больше удостоверяюсь в последнем. Как и во многом другом.

Её присутствие тут – не случайно.

Как и матери Глеба.

И отца.