Все по-настоящему - Юлия Резник Страница 44

— Моркови нет. Черт! Как я забыла… — Тата с силой захлопывает холодильник, резко отворачивается и, широко расставив ладони, упирается в мраморную столешницу. Ее плечи напряжены, а спина прямая, будто в нее вбили кол. И что-то мне подсказывает, что здесь ни при чем гребаная морковка.

— Эй! — подхожу с тыла, кладу руку на живот, машинально, вообще об этом не думая. — Это ведь не проблема. Я сгоняю быстренько в магазин.

— Ты? Господи, ты ведь даже не знаешь, где он находится…

— Узнаю. Если ты взяла на себя функции повара, то будет справедливо, если я возьму на себя функции поставщика провизии. М-м-м? Что скажешь?

Я почти уверен, что это предложение её рассмешит, но все выходит совсем не так, как планировалось.

— Ты же долбаный Форбс, Терентьев! Форбсы не ходят в магазин, не женятся по любви и… не говорят правды!

— О… чем… ты… толкуешь?!

— Ни о чем.

Татка вновь ныряет в холодильник. Захлопываю дверцу. Откладываю в сторону кусок вырезки, который она достала, и настойчиво заглядываю жене в глаза.

— Думаю, лучше будет обсудить твои претензии сразу, чем их копить. Так что там по поводу «не говорят правды»?

— Мне нужна морковь! — повторяет Татка, как заведенная. И такое отчаяние в ее глаза плещется, что я отступаю!

— Значит, морковь?

— Да! Ты принесешь ее?

Похоже, она просто хочет от меня отделаться. И мне это категорически не нравится. С другой стороны, не стоит забывать, что Татка беременна. Меньше всего я хочу на нее давить.

— Да, конечно. Сейчас схожу. Может быть, еще что-то купить? Соленые огурцы? Персики? Или… за чем там обычно гоняют беременные своих мужей?

— Просто купи морковку.

Мне кажется, еще чуть-чуть, и Татка в голос заплачет. Ну и дерьмо! Чтобы не доводить ее до греха, отступаю. Хватаю куртку и пулей лечу к магазину. Купить морковь, что может быть проще?!

Я надеялся, что управлюсь гораздо быстрее. Но сначала у меня возникают непредвиденные трудности с выбором — да-да, моркови, потом застреваю в очереди на кассе… К дому почти бегу. Сердце сжимается от волнения и тревоги. Нет, определённо, с девочками сложнее. С маленькими сложно, а с большими — вообще кошмар. Надуется — а ты гадай, что же не так ты сделал. А ведь, похоже, сделал! Татка не из тех, кто стал бы из ничего делать проблему. Я вообще не встречал более здравомыслящего и уравновешенного человека, чем моя жена. И такой красивой, смешной, понимающей… Как я вообще без неё жил? Что-то делал… Куда-то бежал? Ради чего?

Двери лифта со звоном открываются, а у меня в голове всплывают обрывки нашего с Таткой разговора… Того разговора, который чуть было не стал концом.

— …Я пойду к себе. И буду там, если ты вдруг решишь, что я на самом деле тебе нужна.

— Постой! Что значит, когда решу? Ты нужна мне!

— Почему? Ты думал об этом?

Почему? Почему? Почему?!

Двери лифта закрываются, так и не дождавшись, пока я выйду. Я чертыхаюсь, бью ладонью по кнопке, чтобы выбраться на волю. Ручки пакета обрываются, и морковка рассыпается по полу лифта. Да чтоб его — это все! Естественно, другого пакета у меня нет. Я растыкиваю морковь по карманам, плюнув на большую часть, и торопливо шагаю к двери, а она резко распахивается у самого моего носа, едва не заехав мне по лбу.

— Где ты был?! Я весь телефон тебе оборвала! — орет Ника. Ничего не понимая, я опускаю взгляд. Зачем она цепляется за мою Татку, и куда они в таком виде собрались?

— Наверное, забыл телефон. Что-то случилось?

— Все нормально, — качает головой белая, как мел, Татка. — Просто… мне, наверное, надо в больницу.

— Зачем? — туплю я. — Тебя на работу вызвали?

А может, и не туплю. Такое уже случалось. Работа у моей жены такая — ответственная, хрен расслабишься.

— Никуда ее не вызвали! У нее… кровь.

— Ника!

— У тебя кровь?

Я очень мало в этом всем разбираюсь, но и дураку понятно, что у беременной никакой крови быть не должно. Затылок сковывает страх.

— Совсем немного. Так бывает на первых…

Не даю ей договорить. Беру за руку. Не знаю, кому сейчас это нужней: ей или мне. Я уверен лишь в том, что ни за что не выпущу ее ладонь.

— Ника, оставайся дома. Я отвезу Тату в больницу и буду с ней. Тат, ты звонила своему гинекологу?

— Она меня ждет.

Нике хватает ума не спорить. Мы возвращаемся к лифту. Татка удивленно глядит на разбросанные по полу овощи и переводит взгляд блестящих от непролитых слез глаз на меня.

— Пакет прорвался, — сиплю, — пришлось… вот… — достаю морковь из кармана.

Глупый разговор. Но он позволяет немного отвлечься. И немного перевести дух. Хотя… кого я обманываю?! Ни хрена! Ни хрена… Вот вообще. Обнимаю Татку. Понимаю, что она дрожит. За внешним показным спокойствием скрываются страх и ранимость. Молчим. Я хочу… очень хочу найти слова ободрения и поддержки, но, черт… Откуда мне знать, что сказать?!

Проходим через паркинг. Открываю машину и усаживаю Татку в холодный салон. Она ежится, а я с трудом заставляю себя от неё отлепиться, чтобы самому сесть за руль.

— Ты спрашивал, что я имела в виду, когда сказала, что ты не говоришь правды, — шепчет она, когда мы выезжаем на улицу. За каких-то пять минут, что меня не было, стало совсем темно.

— Сейчас это не имеет значения.

— Нет. Имеет. Я знаю, что ты мне соврал.

— В чем?

— В том, что ты мне поверил. А на деле ты просто узнал, что нашу свадьбу подстроил Сашка с Кирой.

— И? Что это меняет?

— Как, что? Ты до последнего верил в то, что я заманила тебя в ловушку!

— Послушай, не думаю, что тебе стоит так нервничать…

— Я хочу знать. Только, пожалуйста, не обманывай меня сейчас… Это важно.

Стискиваю зубы и прибавив газу, перестраиваюсь в правый ряд. Отрывисто киваю.

— Спрашивай.

— Когда ты узнал, что я беременна… О чем ты первым делом подумал? Ты… решил, что и тут я все подстроила тоже?

Притормаживаю на светофоре. Оборачиваюсь к жене. Такой несчастной и подавленной. И молчу. Потому что, если дам себе волю — просто наору на нее. Наору за такие мысли. А это меньшее из того, что ей сейчас надо. Глупая! Двинутая на всю голову! И такая родная, что у меня при взгляде на нее все внутри сжимается…

— Если я потеряю ребенка… — всхлипывает, зло вытирает глаза и отворачивается к окну, нервно постукивая пальцами по обшивке салона.

— Ты его не потеряешь.

— Надеюсь! — оборачивается, хлещет волосами себя по щекам. — Но если вдруг… если вдруг я потеряю ребенка… останется ли хоть что-то, что будет нас связывать? Захочешь ли ты быть со мной? Просто потому, что я — это я. Просто потому, что ты…