Любовь на спор - Любовь Попова Страница 43

Наверное, и я для него больше ничего не значу.

Однажды, пару недель назад я сама решилась дойти до клуба. Мне нужно было убедиться, что его молчание тот самый знак идти дальше. И я его получила. Очередную блондинку, что обнимала его, прижимаясь всем телом. Я не стала его звать или показывать, что вижу это.

Если он тратит время на то, чтобы обниматься с кем-то вместо того, чтобы просто набрать мой номер, значит действительно пора это в себе отпустить. Просто помахать рукой тем чувствам, что стягивали грудь три года. Три года этот человек владел моим нутром, раскапывая его и убивая все живое. В итоге оставил лишь выжженную пустыню. И я все жду, когда на потрескавшуюся землю упадет хоть капля дождя, но там настолько сухо, что горло болит.

Болело, пока звонила тете во Францию, болело, пока заполняла документы на обучение, проходила экзамен, когда покупала авиабилет. Болело до тех пор, пока такси везло меня в аэропорт. Может быть будет как год назад. В последнюю минуту Марк приедет, скажет, что любит, что был дураком, обзовет дурой меня и все станет хорошо. Я поверю ему, выслушаю еще раз и мы станем единым целым. Мы забудем все плохое. Мы… Будем… вместе.

Но он не позвонил. Телефон молчит до того самого момента, когда сотрудник аэропорта — симпатичный мужчина с короткой стрижкой проверяет у меня документы.

Когда раздается звонок, я отбегаю в сторону. Может быть это Марк. Он просто не успевает приехать. Ведь я сказала Кириллу, который звонил извиняться, во сколько у меня самолет. Сказала в надежде на призрачное счастье. Дура. Дура, потому что звонит не Марк.

— Да, Алекс, — бросаю разочарованно, рассматривая очередь из тех, кто собирается лететь в самолете.

— Даша. Даша, тебе нужно вернуться, — говорит он, а сердце отчитывает секунды. Почему? Неужели Марк вместо того, чтобы позвонить, попросил Алекса?

— Алекс, у меня уже посадка, — чувствую, как пустыню души заливает, но не свежим дождем, а горячими соленными каплями слез. Почему он не мог позвонить сам?

— Да, я понимаю, что посадка. Даша, я…

— Что?

— Попал в нехорошую ситуацию. Меня… Шантажируют.

— Кто может шантажировать тебя? — напрягаюсь всем телом и видно, что на звук моего голова начинают оборачиваться люди. Поэтому отворачиваюсь к окну, за которым небо. Такое же бескрайнее, как мое непонимание ситуации.

— Я объясню. Я, когда купил квартиру, встрял в историю.

— Что?! В каком смысле?!

— В общем влез в долги. Теперь с меня их требуют.

— Что можно сделать? — восклицаю, думая о том, в какую сторону бежать. Кому звонить, чтобы выручить единственного человека, который обо мне действительно заботится.

— Сделать можно… Но нужно, чтобы ты осталась.

— А что я могу сделать?

— Можешь. Ты можешь мне помочь. Дело в том, что деньгами Черепанова теперь заправляет… — пауза, за которую я придумываю сотни вариантов, последним из которых будет: Марк.

В голове взрывается бомба, тело начинает трясти. Долбаный урод, как же он меня заебал!

— Этот подонок! — кричу почти на ультразвуке.

— Да, этот подонок меня шантажирует. Требует, чтобы ты осталась и… оплатила долг.

— Оплатила долг! Я должна оплатить долг?! А в зад его не поцеловать?! На центральной площади не пососать?! Может быть почку свою отдать?! Сердце вырезать, раз своего он так и не заимел! Да как он смеет после всего требовать уплаты с меня! И каким способом? — потом вспоминаю, что речь-то о судьбе Алекса. Он бы не стал со мной так шутить. Значит дело серьезное. Но Марк для меня умер. Такая низость — это зашквар даже для него. — Знаешь, что?! Если он будет тебя доставать, то я могу написать заявление на изнасилование! И я не побоюсь посадить его в тюрьму, судя по всему, в армии ему мозги так и не вправили! А вообще… На моем счету лежат деньги. Возьми их и… засунь ему в задницу! Понял?!

— Понял, понял, — раздается в трубке смешок.

— Мне пора. Номер и пароль пришлю.

Кладу трубку и, обернувшись, замираю. Люди, пусть те, кто остался. Все они смотрят на меня. И чувства сродни тому, словно я стою перед ними голая. Но с другой стороны приходит понимание, что все они через минуту-две займутся своими делами. И мой крик отложится в памяти лишь некоторых. Другие может быть расскажут это кому-то из знакомых. Если, конечно, моя истерика окажется интереснее другой истории.

Глупо переживать о том, что подумают о тебе люди, ведь для них ты всего лишь эпизод в серой массе. Как, собственно, и для меня они — никто. Просто толпа, которой испокон веков нужны хлеб и зрелища.

— Простите за шум, — только и говорю, мелькнув документами и проходя в карман самолета. Я не поддамся, Марк. Не на этот раз. Забирай деньги, раз для тебя они имеют большее значение, чем я.