Все по-настоящему - Юлия Резник Страница 42

— Эй! — шепчу я.

— Сейчас. Секунду…

Я не понимаю, зачем он остановил меня, но раз так надо… Молчу. Клим прячет лицо у меня на бедре и, слегка подрагивая, остается так некоторое время. Я несмело касаюсь его волос, которые опять отросли и собрались в барашки. Интересно, если я попрошу его не стричься так коротко, он послушается? И передадутся ли его кудри по наследству нашему малышу?

Дождь немного стихает. И если бы Клим отпустил меня, я бы, наверное, открыла форточку, чтобы впустить немного озона в наш дом. Но он не отпускает. И что-то мне подсказывает, что теперь отпустит не скоро. И словно в подтверждение моих слов, он немного меняет позицию и ведет губами по моему животу.

— Привет! — говорит Терентьев. — Сейчас кое-кто познакомится с папочкой.

Откидываюсь на локти. Улыбаюсь сквозь слезы, а чтобы не расплакаться от этой нежности, запрокидываю голову к потолку и часто-часто моргаю.

— Думаешь, он меня слышит?

Я немного теряюсь от того, как быстро Клим переключается с одного на другое.

— Эм… Вообще-то нет. Слуховой аппарат созревает примерно на четырнадцатой неделе беременности, а у меня шесть… Или семь.

— Твоя мама такая зануда, — шепчет Клим, обращаясь к моему животу.

— Эй! — улыбаюсь я. — Это научно доказанный факт.

— Очень умная зануда.

Смеюсь. Смеюсь так, что все тело ходуном ходит. Но мой смех внезапно обрывается. Когда Клим начинает покрывать мой живот поцелуями.

— Клим…

— Тс! Я тебе кое-что задолжал.

— Нет! Ничего подобного… — протестую я. Не хочу, чтобы он думал, будто должен мне что-то, только потому, что… — Аа-а-ах…

Клим отводит мои трусики в сторону и осторожно трогает клитор языком. Мне немного неловко. Я очень мокрая. И совершенно необязательно… Да-да, необязательно…

— Аа-а-а-аха-х, Кли-и-им!

Клим ненадолго отстраняется. Смотрит на меня совершенно пьяными, голодными глазами, поддевает пальцами трусики и, не без моего активного участия, стаскивает их с меня. Небрежно отбрасывает в сторону и залипает на самой откровенной картинке из всех возможных. Чувствую, как румянец касается щек и начинает сползать вниз по шее, на грудь и дальше. Мне кажется, я все горю… Клим располагает обе ладони у меня на бедрах, максимально раскрывая меня большими пальцами.

— Клим! — ахаю я. — Это… это… — не нахожу слов, потому что он наклоняется ниже и вновь меня касается языком, губами, ртом… Замираю мышкой, прислушиваясь к своим ощущениям. Направляя, подталкивая его… И постепенно он понимает, что нужно делать. Спустя какую-то пару минут я с громким криком кончаю, и в тот же миг Клим резко меняет позицию. Встает с колен, накрывает меня своим телом и медленно погружается внутрь, преодолевая сопротивление конвульсивно сжимающихся мышц. Эта наполненность убивает меня. Отправляет дальше и дальше, по мере того, как он начинает раскачиваться, глядя мне прямо в глаза. Я захожу на второй круг, так до конца и не приземлившись. И когда он себя отпускает, делаю дубль.

За окном тихо шумит дождь, и в его шуме тонет наше надсадное дыхание. Клим заваливается на бок. Подтягивается на локтях повыше и устраивает мою голову у себя на груди.

— Почему мы этого не делали раньше? — голосом, чуть более хриплым, чем обычно, интересуется он.

— Не занимались оральным сексом?

— Угу… — его нос зарывается в мои чуть влажные от пота пряди.

— Не знаю. Что-то нас определённо сдерживало. Может быть, мы не чувствовали нужной для этого близости. А может, боялись оплошать.

— Ты боялась? — Клим приподнимается, чтобы заглянуть мне в глаза, и я вынуждена приподнять голову.

— Ну-у-у, вообще-то это был мой дебют.

— Серьезно?

— Угу. А что, не похоже?

— Не знаю. Меня так штырило, что даже если бы ты меня укусила, вряд ли бы я это почувствовал.

Откидываю голову и смеюсь. Знал бы Клим, как меня греет его признание. Почти так же, как слова о том, что он ни за что бы не променял наши отношения.

— Как хорошо, что я не стала тебя кусать.

— А я бы не отказался чего-нибудь погрызть… — рычит Клим и принимается меня щекотать. С визгом спрыгиваю с кровати, добегаю до двери и останавливаюсь — потому что попала в ловушку. Совершенно точно я не могу позволить себе бегать голышом по квартире. Жили бы мы одни — другое дело, но у нас тут полно народу, я уж молчу о Стасяне, который только и мечтает, как меня побольнее цапнуть. Вряд ли он упустит возможность впиться в мой голый зад.

— Покормить тебя? — невинно хлопаю глазами, с тревогой наблюдая за приближающимся ко мне Климом. Все же наши пробежки не прошли даром. Как и здоровый сон. Он будто помолодел и стал беззаботнее, что ли? Я его таким расслабленным — забыла, когда и видела.

— Может быть, сначала душ? — подходит вплотную и касается пальцами белесых разводов на моих бедрах. Пожалуй, после двух месяцев совместной жизни, стесняться довольно глупо, но я, наверное, нескоро преодолею этот момент. — Потру тебе спинку? М-м-м?

— Звучит заманчиво. Но что, если кто-то придет, когда мы…

— А ничего! Все взрослые люди. И вообще, гнать их отсюда надо. Хотя, может, и не придется, — чешет в затылке Клим.

— Ты о чем?

Иду к шкафу, беру махровый халат. Надеваю и протягиваю такой же, но чуть побольше, мужу. С любовью, которую прямо сейчас вряд ли могу скрыть, наблюдаю, как он одевается. И снова касаюсь рукой кудряшек на его макушке.

— Я сегодня э-э-э… несколько вышел из себя, — признается Клим, бодая мою ладонь, ну, вылитый кот! — И сказал отцу все, что о нем думаю.

— Хм…

— Ты меня осуждаешь, — вздыхает мой муж и, наверняка зная, что точно сможет меня отвлечь, садится на кровать и лицом прижимается к моему животу. И это… сто процентов срабатывает. Я не могу на него сердиться.

— Ну, и что тебя подтолкнуло к этому… хм… разговору?

— Все вместе!

— По-моему, ты к нему несправедлив.

— И ты туда же. Вы все… все на его стороне.

— Ошибаешься.

— Правда? — Клим вскидывает лохматую голову и смотрит мне прямо в глаза.

— Я — твоя жена. У меня теперь только одна сторона. Твоя.

— То есть брак со мной сделал тебя односторонней? — улыбается этот глупый.

— Определенно. И именно потому, что я на твоей стороне, а не на чьей больше, мой тебе совет — отпусти, наконец, обиду. Прошлого не изменить, но будущее зависит лишь от нас. От наших мыслей, действий и поступков.

— Посмотрю, что ты скажешь, когда этот кобель разобьёт твоей матери сердце.

— А что скажешь ты, если этого не случится?