Сто осколков одного чувства. Эротические этюды №№1-52 - Андрей Корф Страница 40

Утром он закатил жене истерику и даже разбил пару тарелок, чтобы выпустить пар. Жена ничего не сказала, аккуратно собрала осколки и сложила их в коробочку, а коробочку засунула в стенной шкаф, где хранила все остальные разбитые или неисправные вещи.

Она давно уже ничего не выбрасывала. И мало разговаривала. И глаза у нее были странные, как телевизор в режиме stand-by, когда на экране пусто, а лампочка power горит, как ни в чем не бывало.

Время от времени они еще занимались любовью, но Она каждый раз виновато смотрела на диван. И до, и после того, как... Ему казалось, что она просит у безмозглых пружин прощения за беспокойство.

Он по-прежнему прощал ей все чудачества и любил жену не меньше, чем в день свадьбы. И у нее по-прежнему находилось время для поцелуя перед сном. Муж стал для нее необходимой частью интерьера, любимой не больше, но и не меньше другой мебели.

Такая ситуация длилась бы годами, не случись у жены пневмонии с тяжелыми осложнениями, в результате которых она угодила в реанимацию. Там на ней поставили крест и пустили мужа в палату – попрощаться, пока она в сознании.

Он зашел, черный от горя, сел рядом с ней и взял ее за руку. Она с трудом разлепила губы, и, не открывая глаз, произнесла первое за три недели слово:

– Домой...

Он все понял и под расписку вывез ее из больницы. Туда, куда она попросила.

В первый же день кризис миновал, и Она пошла на поправку.

Он пробыл верной сиделкой много дней. Выносил судно, менял белье, зажмуриваясь на кислый запах болезни, читал ей вслух книжки, говорил о любви. Потом понял, что Она хочет только одного, – чтобы он ухаживал за квартирой так, как это делала Она.

И он взялся за тряпки и пылесос, пронумеровал все пылинки в доме и два раза в день устраивал им перекличку. Стирал и без того стерильные шторы и занавески. По три раза в день выбивал ковер. Мыл окна и полы. И от всего этого возненавидел квартиру до последнего градуса молчаливой, улыбчивой ненависти.

Когда Она поправилась, стало ясно, что все пропало. Безумие, светлое, в тон обоям, теперь наполняло Ее до самой пробки. Дом стал для нее Богом. Муж перестал быть даже мебелью.

Он садился в машину и гнал ее, куда глаза глядят, в надежде разбиться. Но не разбился, а, напротив, превратился в лихого наездника. Настоящего мустангера.

Однако, выбираясь из седла, мустангер с видом подгулявшего конюха брел в конуру. Ту самую, где с некоторых пор боялся сесть даже на табуретку, не говоря уже о кресле – такими взглядами это сопровождалось.

Однажды Он пришел домой не один. С ним был щенок. Милый, чистый и даже воспитанный щенок...

Не вздыхай, читатель. Мне тоже жаль этого щенка. Мне не хотелось говорить о нем, чтобы не портить тебе настроение. Но щенок был, и старая сука по кличке Одиночество зачем-то родила его и выкормила своими горькими, как прокуренный мундштук, сосцами.

Жена при виде щенка повела себя со звериной осторожностью. Она помнила, кто хозяин квартиры, и не стала закатывать истерик. Она только улыбалась, почесывая за ухом лохматое (шерсть!), ласковое (слюна!), голодное (моча и какашки!), неуклюжее (лапы-когти-полировка!), прыгучее (убрать все бьющееся!), зубастое (обувь!) чудовище...

Потрясенный мустангер обнял ее за плечи, и Она не отстранилась, только посмотрела на него своими странными глазами в режиме stand by. Она была совершенно спокойна. Она знала, что Ее Дом решит проблему со щенком самостоятельно.

Когда на следующий день щенок заигрался с клубком тонкой, прочной шерсти и запутался в нем, Она не сделала ни шага, чтобы помочь ему. Когда он хрипел, высунув язык, будто ему жарко, Она протирала пыль на верхней полке серванта. Когда он перестал дышать, Она позвонила мужу на работу и плачущим голосом сказала, что щенок погиб...

...Бросив загнанную машину во дворе, он взлетел по лестнице, и ворвался в собственный дом, как головорез-варвар. Одного взгляда на щенка ему оказалось достаточно, чтобы все понять...

Ломать добротно сделанную мебель – задача адски трудная. Даже имея в руках топор. Поэтому потом, придя в себя, он понял, что нанес квартире незначительный урон. Армия вещей лишилась только легкой пехоты. Боевые слоны выстояли.

Но в тот миг ему казалось, что его собственный предатель-дом получает по заслугам. Все, что по размеру не больше книжной полки, было разбито, искрошено, разорвано, растоптано, изрублено. Не буду перечислять вам список предметов, выведенных из строя. Вы всегда сможете полюбоваться на их останки все в том же стенном шкафу.

Потому что жена после его ухода не выбросила ни одной щепки.

А тогда, во время разгрома, Она сидела на кухне, до которой еще не докатился шквал ненависти, и молчала. Она была спокойна, только в глазах погасла лампочка stand by. Она ждала, когда все закончится, чтобы убрать образовавшийся беспорядок.

А Он, устав от собственной ненависти, взял на руки мертвого щенка и ушел. Дверь скрипуче хихикнула ему в спину.

Потом Он похоронил щенка и снял себе обыкновенное жилье, похожее на гостиничный номер средней руки. Новая вещь появлялась там редко. Новая женщина – еще реже. Первая женщина – никогда.

А жаль. Жаль, что все сложилось так, а не иначе. Ведь Она родилась чистой, как пижама кочегара. И осталась бы чистой навсегда, если б не полоска бумаги с сургучной печатью.