Нелюбимая - Екатерина Орлова Страница 40

– Не надо, – прерывает он меня, подняв руку. В растерянности топчется на месте, как будто не знает, куда ему идти. Оглядывается по сторонам, а я стою, как истукан, и никак не могу придумать, что делать дальше. Шагаю к нему, но Рома резко отступает, наконец поднимая на меня взгляд, полный такой тоски, что у меня начинает ныть сердце. – Не надо, Тамила, – повторяет севшим голосом, отчего мне хочется осесть на пол и положить руку на грудную клетку – туда, где болит больше всего.

– Рома, позволь я объясню.

Он невесело усмехается.

– Не стоит. Хреново у нас выходит, да, Тами? Ты все-таки беременна или нет?

И снова я поступаю как последняя идиотка, качая головой. Я могла бы сейчас сказать, что беременна, и он наверняка бы остался и выслушал меня. Только что это изменит? Он останется из чувства долга. То есть, он, конечно, признался мне в своих чувствах, но теперь, если я скажу о своих, Рома не поверит и будет считать, что я с ним только из-за малыша. Господи, когда же я смогу сесть и трезво все обдумать? У меня такое ощущение, что я бреду в каком-то тумане, и не видно просвета. Не могу выйти из него. Двигаюсь наощупь, не способная здраво рассуждать. А все потому что я не даю себе времени на осмысление. Вместо того, чтобы проанализировать нашу с Ромой ситуацию, я бегу к подругам, ною им и те, конечно, становятся на мою сторону. Своими репликами подливают масла в огонь, снова и снова возвращая меня в это состояние противостояния. Не потому что Роме действительно надо противостоять, а потому что к моменту, когда остаюсь одна, мне кажется, что я приняла единственно правильное решение. Он – ревнивец, и я его прекрасно понимаю. Столько лет ревновать одну и ту же женщину, постоянно делить ее с другим. Говорят, обжегшись на молоке, дуют на холодную воду. Эта поговорка полностью оправдывает Ромино поведение. А что оправдывает мое? Вполне логично, что он взорвался, когда я исчезла с радаров на целых двое суток. Он, конечно, был неправ, потому что не выслушал меня. С другой стороны, а что бы я ему сказала? Разве что только извинилась бы, наступив на горло собственной песне, потому что не привыкла оправдываться за свои поступки. Все же, будучи в отношениях, пропадать на такой срок – это чересчур. Это я сейчас понимаю, прямо в эту секунду, глядя в глаза Ромы. В глаза, в которых только что наблюдала, как рухнули надежды.

В конце концов Рома разворачивается и идет на выход, а я продолжаю стоять, изображая истукан, который никак не может сдвинуться с места. Что для тебя важнее, Тами? Мнение подруг и собственная независимость или жизнь с мужчиной, которого любишь? Но я даже не успеваю ответить себе на этот вопрос, как входная дверь хлопает, и в квартире наступает оглушительная тишина. Я поднимаю голову и смотрю в ту сторону, где за углом прихожей секунды назад скрылся Рома. Горячие слезы прочерчивают по щекам широкие дорожки.

– Я люблю тебя, – шепчу в тишину и чувствую, как подкашиваются ноги.

Оседаю на пол, обнимая себя руками, и вою. Закусываю губу до крови, вцепляюсь пальцами в тонкий кардиган, наброшенный на плечи. Оставляю синяки на своей коже, так сильно я давлю на нее. Стону и завываю, раскачиваясь из стороны в сторону, пока не чувствую, как начинает тянуть живот. Испугавшись, я мгновенно перестаю плакать. Подползаю к дивану и облокачиваюсь на него спиной. Никогда не задумывалась о детях, никогда их не хотела. А сейчас, почувствовав малейшую угрозу, я готова поменять местами землю с небом, только бы крохотное существо внутри меня не надумало никуда сбежать. Господи, какая же чушь в голове. Он еще слишком мал, чтобы думать и, тем более, сбегать. Но ощущение тянущей боли не проходит, и я уже не на шутку паникую. Мне так страшно, что возможность потерять Рому и рядом не стоит с перспективой лишиться ребенка. Я ведь только начала привыкать, что внутри меня живет человек.

Внезапно я слышу, как открывается дверь в квартиру. Ключи есть только у Аси, поэтому ее я и зову:

– Ась, мне, наверное, нужна скорая.

– Какая скорая? – слышу встревоженный голос Ромы, который уже через секунду оказывается прямо передо мной на коленях. – Что такое? Тебе плохо? Живот болит?

– Как ты вошел?

– Дверь была не заперта.

– Она же захлопывается, – дрожащим голосом произношу я. Что угодно, только бы отвлечься от тревоги, зреющей внутри меня.

– Не захлопнулась, – отвечает он, пожимая плечами. – Тами, так что случилось? Съела что-то не то? Зачем скорая? Ну же, девочка, ты сводишь меня с ума.

Я криво усмехаюсь.

– Ты не даешь мне и слова вставить.

Рома хмурится, растерянно глядя на мою улыбку, а потом кивает, побуждая говорить.

– Я беременна, Ром. И это твой ребенок.

Он замирает. Первые несколько секунд я все-таки сожалению, что призналась, потому что не то что не вижу радости на его лице, мне даже кажется, что он стал еще более хмурым.

– Или нет. Ладно, я пошутила, – тараторю, пытаясь встать, но Рома надавливает мне на плечи, возвращая на место.

Он опускается немного ниже, заглядывая мне в глаза.

– Слушай, я запутался. Если нам не нужна скорая, то давай обсудим кое-что. Объявляю полчаса полной откровенности. Давай уже разок все выясним и больше не будем к этому возвращаться. Но начнем с самого главного. Ты все-таки беременна или нет?

– Да беременна я! – выкрикиваю раздраженно.

Рома наклоняется и, подхватив меня бережно под колени и спину, поднимает на руки и укладывает на диван. Я тут же сворачиваюсь клубочком и снова начинаю лить слезы. Рыданий уже нет, скорее просто шмыгаю носом и пытаюсь силой мысли остановить бегущие по щекам слезы. Но они даже не успевают впитаться в диванную подушку, как Рома подхватывает их пальцами и вытирает.

– Сильно болит?

– Уже почти совсем не болит, – всхлипываю я.

– Тогда почему плачешь?

– Потому что дура. А еще страшно ребеночка потерять, – шепчу я.

– Не потеряем, – уверенно заявляет Рома. – Просто не можем, это же наш первенец.

Его слова действуют на меня успокаивающе. Я поднимаю голову и смотрю в его спокойные глаза.

– Ром, ты прости меня, а? Я иногда веду себя как идиотка. Я должна была…

– Ш-ш-ш, потом. Сегодня я извиняюсь.

– Тогда никто не извиняется, – решительно заявляю я.

– Тогда никто, – отвечает он.

Рома присаживается возле дивана и кладет руку мне на низ живота.

– Мальчик, наверное.

– Почему ты так решил?

– Не знаю. У нас в роду практически только одни пацаны. У отца три брата, и у всех сыновья, ни одной девочки. Правда, у моих кузенов есть дочки. Но то скорее исключение, чем правило. – Он усмехается. – Есть у меня двоюродный брат Валера. Так вот у него в семье одни мужчины, не считая его мамы, а у жены его, Ларисы, наоборот, одни девчонки. Ее отец так хотел сына, что заставил жену рожать, пока не получится сын. В итоге бедная женщина родила пятерых дочерей.