Её невыносимый лжец - Жасмин Майер Страница 40

— О работе, — тут же вру я.

— Новая статья? — он слабо улыбается.

Вид у него довольно измученный. Так что опять хочется сказать ему, чтобы он никуда не шел, потому что таскать столы явно не то, чем стоит заниматься после автомобильной аварии.

— Ты точно в порядке?

— Все нормально, Сонь.

Андрей упрямец. Пусть и правильный. Если обещал, то сделает, даже если сам едва передвигает ноги от усталости.

— Просто немного устал за сегодня, — продолжает он. — Я поселился в «Рэдиссоне», кстати. Ближайшая к аэропорту гостиница. Хотя бы до работы будет недалеко.

Зато очень далеко от меня, но вслух я спрашиваю о другом:

— Когда у тебя заканчивается отпуск?

— Завтра, — хмыкает Андрей. — Но теперь я на больничном. Пилоту нельзя работать с такой раскрашенной физиономией.

Черт возьми. Он ведь пилот. Он поднимается в эту железную штуковину с крыльями, а после взмывает в небо, где чертовски высоко и холодно. Ему точно нужно возвращаться на работу? Ведь на службе после какой-нибудь аварии он не отделается всего лишь парой царапин, как сейчас.

Мне снова адски хочется затащить его обратно в квартиру, чтобы запереть и защитить от высоты, минус пятидесяти, турбулентности и внезапных воздушных ям, от халатных механиков, недобросовестных производителей. От всего, что может случиться. Впервые у меня появился призрачный шанс, что когда-нибудь этот мужчина станет моим. И если еще утром я и мысли не допускала об этом, то теперь, когда детский сад, в который мы все-таки идем, все ближе, а Андрей делает ради моей дочери то, что делать не обязан, я хочу вцепиться в него и никогда не отпускать.

Мы с ним как две параллельные прямые, которые, наплевав на правила, однажды вдруг взяли и все-таки пересеклись. Но что их ждет дальше? Ведь правила никто не отменял.

На крыльце детского сада многолюдно. Издали узнаю знакомые лица, а молодые мамочки тоже не промах — еще до того, как мы с Андреем подходим ближе, они уже приосаниваются и начинают смеяться громче обычного.

Их не смущает тот факт, что рядом дети, а собственные мужья сейчас где-то в группе помогают с мебелью.

— О, Соня, добрый вечер!

— Не ожидали тебя увидеть!

Это самая малость, что мне повезло услышать от них. Некоторые хмурятся при виде пластыря и синяков на лице Андрея, но за широкие плечи и рост ему прощают даже это.

— Ой, вы тоже помочь пришли? Как мы рады! Нам любая помощь пригодится!

Андрей здоровается сдержано и уж точно не распускает павлиний хвост в ответ на такое горячее приветствие. Могу себе представить, какой фурор он производит в форме, когда рассекает через аэропорт. Еще одна причина недолюбливать его работу.

Веду Андрея сразу на второй этаж, в Алину группу, где нас в дверях встречает Наталья Васильевна. И ее глаза мигом округляются при виде меня. А потом перебегают на Андрея, но она не позволяет себе ничего лишнего, только благодушно кивает и тут же переключается на какого-то пузатого папу, который выволакивает в коридор шкафчик с поделками.

Андрей сбрасывает верхнюю одежду в предбаннике и входит в группу. Даже Наталья Васильевна провожает его глазами, и мне хочется закатить глаза. А еще сказать, что это вы еще его в форме не видели. Но я тоже этого не видела и, кажется, просто не переживу, когда все-таки увижу. Если увижу.

Совсем забыла, что собиралась не пускать его на работу. Возможно, нужно будет привязать его к кровати навечно.

Андрей сразу включается в работу, и я остаюсь одна в предбаннике, слоняясь между низкими детсткими шкафчиками. Так не хочется идти на крыльцо и попадать под перекрестный допрос мамочек нашей группы.

— Соня, — говорит Наталья Васильевна, — пойдем, поможешь мне в группе, в которую мы временно переезжаем. Если ты не спешишь?

Я не спешу.

А значит, допроса мне все-таки не избежать.

— Помоги мне с папками для личных дел, пожалуйста.

Поначалу, казалось, воспитательницу ничего, кроме папок и не интересовало, но потом все-таки прорвало:

— Соня, тебя можно поздравить?

Разве что с тем, что мой затяжной целибат окончен, но вряд ли Наталья Васильевна об этом. Я не хотела говорить об этом, но одновременно с тем внутри меня было слишком много противоречий. А еще не проходящее ощущение того, что я вишу на тросе над пропастью, который может в любой момент оборваться. Продержится ли Андрей, не пустится ли во все тяжкие, если десять лет хранил верность, но со мной все-таки сорвался? Вдруг осознает, что все еще любит свою жену?

— Он женат.

Может быть, не стоило. Но я произнесла это вслух. Что скажете на это, Наталья Васильевна? Разлучница и изменщик, замечательная пара, не так ли?

Воспитательница нахмурилась, перебирая папки с личными делами. Наверное, рассчитывала на счастливое щебетание, а вышло иначе. Канат над моей пропастью ссохся в моих руках и может оборваться в любой момент.

— Знаешь, — вдруг вздохнула она. — Когда я была еще ребенком, мои родители решили развестись. Но из ЗАГСа их послали в партком за разрешением, а там им сказали: «Запрещено». И все. Развод портил статистику, так что им отказали. А мои родители просто больше не хотели жить вместе. Сами считали свой брак ошибкой. Хотели другой жизни. Они пришли к этому выводу сами, никогда до этого дня не ругались и даже голоса не поднимали. А в итоге их, наоборот, привязали друг к другу. И знаешь, что, Соня? Люди, которые больше не любят, рано или поздно начинают ненавидеть друг друга. Они испортили жизнь себе и мое детство. Они стали постоянно ругаться. Они проклинали друг друга за потраченные напрасно годы. Если бы им только дали тихо-мирно развестись, Соня, но нет… Потом им, конечно, все равно дали развод, но было уже слишком поздно для всех нас. И лучше бы они развелись с самого начала. Все равно ничего не удалось спасти.

Капля белого густого ПВА капнула на лист бумаги передо мной, который я собиралась приклеить. Это был совсем другой рассказ, который я рассчитывала услышать. Гораздо проще и привычнее было услышать о разрушенных семьях и безутешных женах, мужьях-изменниках. А в таком ключе… Я никогда и не смотрела на разводы.

— Зачем вы рассказываете мне это?

Наталья Васильевна отложила в сторону папку и внимательно посмотрела на меня, как если бы я забыла выучить урок.

— Затем, Соня, что иногда просто нет иного выхода. Иногда лучше развестись, чем пытаться спасти то, чего нет. Не всегда брак священное действие и не всегда изменник или изменница рушат счастливые семьи. Иногда людям нужен развод как воздух, иначе они задохнутся. Люди ошибаются. Люди меняются. Жизнь у нас одна, и каждый достоин того, чтобы прожить ее счастливо.

Она помолчала, а потом спросила:

— Или у них есть дети?

— Нет, — беззвучно отозвалась я.