Все по-настоящему - Юлия Резник Страница 38

— Не нужно. Мы уже поговорили, и Клим даже вроде бы мне поверил, но… Ты знаешь, как он женился? Тогда, помнишь, в первый раз?

— Когда ты проревела неделю? Как такое забыть!

С губ срывается истеричный смешок, потому что мама ведь ничуть не преувеличила. Когда я узнала, что Клим женится, то выплакала себе все глаза. Мне тогда казалось, что жизнь остановилась, потеряла всякий смысл… Даже не знаю, как пережила это.

— Его бывшая соврала, что беременна. Вот он на ней и женился…

— И какая здесь связь?

— Самая прямая! Разве ты не понимаешь?! Я не хочу удерживать его рядом ребенком, как это сделала та… гадина.

— Что за глупости, Тат? Ты же сама говоришь, что никакого ребенка не было.

— Да, но это сработало!

— Послушай, от того, что ты будешь делать вид, будто не замечаешь очевидного, и бежать от реальности, она ведь не изменится, Тат. И беременность твоя не рассосется. Зачем же прятать голову в песок, рисковать здоровьем малыша…

— Почему сразу рисковать? — вскидываюсь моментально.

— Кто из нас врач, Татка? Ты же понимаешь, чем старше роженица, там больше вероятность осложнений. А ты еще и первородящая. Да тебя обследовать вдоль и поперек надо!

Слова матери не на шутку меня пугают даже несмотря на то, что, как врач, я действительно понимаю, что на самом деле все обстоит не настолько критично. Во рту моментально пересыхает.

— Знаешь что? Давай позвоним Нине Давидовне… Она — отличный гинеколог, уж не сомневайся. Ну, что молчишь? Звонить?

Мама… Моя хорошая, любимая мама… Самая лучшая на всей планете. А я? Какой буду матерью я? И буду ли? Я так напугана. Что, если мои подозрения подтвердятся? А если не подтвердятся… что?

— Звони, — шепчу, облизав пересохшие губы.

Нина Давидовна отвечает мгновенно. Они с мамой переходят на армянский, а я, хоть и владею им в совершенстве, почему-то не могу разобрать ни слова. В ушах шумит, сердце колотится и, кажется, меня вот-вот снова стошнит.

— Ну, что она сказала?!

— Что тебе нужно успеть родить до ноября. Потом их роддом закрывают на мойку, — улыбается мама и накрывает мои нервно постукивающие по столу пальцы. — Ну, что смотришь? Ты прикидывала, когда тебе рожать-то?

Я не прикидывала! Я вообще старалась об этом не думать. Но, похоже, что забеременела я практически сразу. Все же не так много было возможностей у моего организма выполнить свою основную функцию. И как только представился случай, он реализовал свой потенциал по максимуму. Биология чистой воды.

— Нет. Говорю же, мам…

— И ладно! Сейчас чайку попьем и все-все выясним. Нас Ниночка будет ждать через час.

— Как? Сегодня?

— Угу. У нее дежурство, так что никаких проблем. Климу будешь звонить?

— Зачем?!

— Он может захотеть поприсутствовать на УЗИ.

Растираю лицо ладонями. Насколько я знаю, УЗИ на ранних сроках делается при помощи вагинального датчика. Не уверена, что готова предстать перед ним в таком виде. Да и вообще! Ну, не по телефону же ему сообщать о своих подозрениях по поводу возможной беременности.

— Нет. Давай как-то сами. Вдруг ничего такого нет… Не хочу, чтобы он разочаровался.

— Ох, Татка. Какая ты бестолковая. Сама себе противоречишь. Ты уж определись, что его разочарует. Твоя беременность или ее отсутствие.

Слова матери заставляют меня посмотреть на ситуацию под тем углом, под которым я еще её не рассматривала. Слабо улыбаюсь в ответ на ее ободряющее похлопывание по плечу и снова утыкаюсь в свой чай.

— Вот, еще сухарик пожуй. Когда я была беременна — помогало.

— Может быть, я и не беременна, — повторяю по сто пятому разу, скорее уже по привычке, чем из каких-то других соображений.

— Угу. А тошнит тебя от чего?

— Не знаю. Может быть психосоматика. Знаешь, как иной раз себя накрутить можно?

— А вот мы сейчас и посмотрим, что это. Ну-ка, надевай пальто! Зря шапку не надела, в уши надует. А тебе теперь себя беречь надо.

Спорить с мамой на тему шапки — дело неблагодарное. Поэтому я лишь покладисто качаю головой. Встаю. Послушно просовываю руки в рукава поданного мне пальто, которое тут же застегиваю на все пуговиц, не дожидаясь, пока мне с этим помогут. Мамы — они такие, знаете? И, наверное, это нормально, что в какой-то момент жизни мы не просто соглашаемся с тем, что они говорят, но и начинаем как-то по-особенному к ним прислушиваться. И ценить, чем дальше, тем больше.

— Эй, что такое?

— Ничего, — шмыгаю носом, — расчувствовалась что-то.

Обнимаю маму, зарываюсь носом в темные, совсем не похожие на мои волосы. Всегда завидовала тому, какие они у нее красивые.

— Ну, вот! Сейчас и я заплачу. Ой, а это не отец Клима, Тат? Интересно, что он у нас забыл…

— Да ладно, мам… Я все про вас знаю! — отступаю на шаг, не в силах сдержать обиды. — Могла бы и сама мне все рассказать.

— А нечего пока рассказывать! Было бы — рассказа. А пока… я и сама не знаю, как ко всему этому относиться. Я подойду к нему, хорошо? Подождешь меня в машине?

Разговор мамы со свекром заканчивается, едва начавшись. Мама выходит из ресторана практически следом за мной. Я едва успеваю устроиться в кресле и включить магнитолу.

— Ты же ему ничего не рассказала? — вдруг приходит в голову.

— А что, это — какая-то тайна?

— Да нет же! Просто я хочу, чтобы Клим узнал это от меня.

— Вот и узнает! А теперь помолчи, пожалуйста. Мне еще утром показалось, что что-то стучит. А сейчас звук только усилился.

— Может, колодка?

— Доехать бы без приключений…

К счастью, ехать нам всего ничего. Больница, в которой работала Нина Давидовна, находилась совсем неподалеку. Небольшая заминка случается лишь с въездом на территорию. Как оказалось, туда пускают исключительно машины скорой помощи, поэтому свою нам приходится бросить на стоянке.

Нина Давидовна — видная женщина необъятных размеров и такого же обаяния, принимает нас практически сразу. И даже не удивляется тому, что я, банально не сделав тест, пришла на прием к гинекологу.

— Давай сразу на кресло. Когда, говоришь, последние месячные были?

— Давно… Еще до нашей свадьбы с Климом.

— Ты мне дату скажи, — смеется Нина Давидовна. — На свадьбу-то меня не позвали! Откуда мне знать, когда она у вас была?

— Никого не позвали, Ниночка. Совсем не по-людски вышло, — вздыхает мать.

Силюсь вспомнить заветную дату, и не могу. Нина Давидовна смеется громче и заверяет, что врачи — самые худшие пациенты. Ничего не помнят, но во все сразу лезут. А потом тут же резко меняет тему: