Заставлю тебя полюбить - Виктория Победа Страница 37

Горько стало Миле. Потому что она снова и снова чувствовала трепет, который глушила и давила в себе. Горько и больно. Да почему он такой?! Почему он думает, что она виновата в том, что происходит? Почему он решил, что является идеальным, а она вот такая дефектная. Дефектная ведь, да?!

— Да ничего ты не должен! НИЧЕГО И НИКОМУ, понял? — прокричала девушка не своим голосом, а затем замахнулась, но Саша перехватил ее ладонь и прижал к груди. Дыхание у обоих сперло.

— Либо мы сейчас поговорим, либо я за себя не ручаюсь, — потемневший взгляд остановился на лице девушки, опалил кожу лица. Мила зажмурилась, прикусила губу и застонала от безысходности.

— Да что ты сделаешь еще, что еще не сделал?! — выплюнула, вырываясь из мощного захвата.

— Мила, не доводи…

— Давай, бей, угрожай, силой бери! Ты же меня всегда маленькой девочкой считал! Что теперь! Что теперь не все равно, когда у меня фигура другая стала? Когда статус можно получить?! Ты меня просто трахнуть ведь хочешь, так давай, трахай, ты ведь муж законный, вперед. Ты все умеешь и все можешь! Только любить ты ничерта не умеешь, только видишь ты в людях сначала совсем не то, что должен. Ты ломаешь их как игрушки, а потом переходишь к новой игрушке. Ты только и можешь, что измываться над чувствами, а потом внезапно тебя осеняет, что вариант не так уж и плох, да? Ты думаешь, я забыла, как ты пренебрежительно ко мне относился, думаешь забыла, как ты смеялся надо мной? Очередную бабу при этом потрахивая. «Малыш, ты такая маленькая, держи куклу»! Я не забыла, как ты говорил, что я несмышленыш, или как мой подарок твоя вобла сушенная в мусорку отправила. Я не забыла, как ты игнорировал меня, как я стала старше, как прекратил со мной общаться, или вообще забыл о моем существовании, а потом, как только тебе припекло семью создать, ты вот нашел вариант. Может ты понял, что твои сучки однодневные ждать тебя ничерта не будут? А я бы ждала, да я тебя всегда ждала, пусть ты и не мой был, и молилась, чтобы вернулся со своего очередного задания, где тебя не только ранить могут, но и пристрелить насмерть, тупой ты болван! Потому что люблю тебя, дебила! Чем не вариант, идеально просто! Дочь самого Багирова, которая и сама истекала слюнями по Ракитину, можно ведь пальцем поманить, и она на все готовое прибежит. Вот только обломись, обломись! Я не та Мила, что была много лет назад, я больше не падаю ниц перед тобой и мне глубоко плевать, понятно тебе! — Мила толкнула от себя стол, переворачивая стоящую на ней бутылку с водкой.

Последняя со свистом полетела на пол, разбиваясь на мелкие кусочки. Этот треск остался в ее памяти как яркое напоминание о том, что это конец. Все, она высказала ему все, что накопилось болезненной гнойной раной в душе. И эта рана пульсировала похлеще всякой там гангрены на ногах у диабетика. Попытки забыть Ракитина прекратили для девушки иметь уже хоть какое-то значение. Пофиг. На все.

Сейчас была лишь агония и бесперебойный поток слез.

— Повтори, — сдавленно прохрипел Саша.

А до Милы только сейчас дошло, что часть она проговорила вслух, а не в уме. Синька зло. Вот Багирова быстро и соскочила, мысленно двигая себя по лбу сковородкой.

— Пошел нахуй, Ракитин. Иди и развлекайся со своей Алиной, Полиной, Мальвиной и прочей швалью, а меня оставь…

Багирова даже повернуться не успела, чтобы закончить свою мысль, как Ракитин схватил девушку за подбородок и больно впился в ее обкусанные губы, принуждая призывно распахнуть их. Пусть она и сопротивлялась, пусть билась и даже кусалась, но стальную грудь от себя сдвинуть не смогла. Саша в один миг подхватил девушку за бедра и прижал к себе, продолжая таран языком и губами, выхватывая полухрипы, полустоны, и глотая их с особым удовольствием, как всегда и мечтал.

Мила потерялась в ощущениях, и поняла, что находится на столе, лишь тогда, когда Саша навалился на нее сверху и оторвался от губ, сдерживая на месте. Ноги плотно обвили широкую фигуру, а пальцами она намертво впилась в шею, покрытую щетиной. Что Мила, что Саша сейчас смотрели друг в другу в глаза и задыхались от нехватки воздуха.

— Да что ты знаешь вообще о том, чтобы любить девушку на целую жизнь младше, ту, которую ты знал с детства, которая на руках в памперсах у тебя сидела, которую ты всегда считал просто младшей сестрой своего друга, считай, что брата, и которую ты однажды возжелал так, что сам себя возненавидел. Я прятался и убегал, предпочитая минное поле тому, что встречу здесь, я лишний раз даже не смотрел на тебя, потому что боялся сорваться и убить любого, кто будет просто в метре от тебя. Что ты вообще можешь об этом знать, и куда ты вообще смотрела все это время, если не разглядела главного? Что я уже давно подыхаю от чувств к тебе, и, если бы я просто хотел тебя трахнуть, я бы давно тебя трахнул и забыл. Но я даже это слово к тебе применить не могу, все внутри сопротивляется! Потому что ты Милка, моя Милка, которая незаметно для меня самого стала для меня всем. И не было никого у меня настолько важного, как ты. А все, кто был до, были просто для того, чтобы спустить пар, я же, блядь, мужик, женушка, и да, я люблю секс. Пусть в последнее время для меня он звучит как нечто эфемерное, и приходится сублимировать с рукой, — Саша столкнулся с Милой лбом, продолжая водить руками по такому желанному телу.

Все стопы давно слетели, сопротивления больше нет и удерживать больше некого. Это Мила читала в его глазах, пока все еще растекалась лужицей от услышанного.

— Потому что я очень сильно люблю свою жену.

Она вновь пустила слезу, которую Ракитин жадно слизал, оставляя влажный поцелуй в уголке ее глаз. Всего одно касание, до боли нежное и трепетное, заставляющее вскипать, изнемогать и желать большего.

— Ты обманываешь меня зачем-то, — прошептала Багирова, отворачиваясь от мужчины. Да, она не видела той любви, о которой он говорил, а может была слишком обижена, что ничего вообще вокруг себя не замечала, кроме своей детской боли, обиды.

— Ты никогда не замечал меня. И всегда пренебрегал.

— Как себе это представляешь? Я старше тебя, намного старше, Мила. И я всегда считал тебя своей сестрой. А однажды я приехал, спустя столько времени, и увидел совсем не маленькую девочку, а девушку, от которой у меня мозг отключился. Было лишь желание забрать себе. И обладать. За что я себя по меньшей мере ублюдком считал и в глаза другу смотреть не мог.

Девушка поверить не могла, что все, сказанное Ракитиным, правда, хотя бы потому, что никогда не думала, что он в принципе способен на такую открытость. Потому что он всегда был замкнут в выражении своих чувств, и только с ней позволял себе что-то большее, но и это большее было скорее чем-то обыденным для большинства, но целым огромным шагом для него.

— Но я же видела…

— Ко мне прицепилась кучка маминых раздолбаев, или гопстопнуть хотели, или что, припугнули ножом. Пока разобрался с ними, пока то, се. Алинка под руку попала, ее тоже приложили слегонца. Что ты там увидела, ничего вообще не значит.

Нож. Господи, а он так спокойно об этом говорил…