Пятьдесят оттенков для Золушки - Джина Л. Максвелл Страница 36

Люси наклонила голову и повторила его слова:

— Ты мне доверяешь?

* * *

Комната была черной как смоль, за исключением одной детали: прожектор, установленный в углу, высвечивал стоящий по центру мольберт. На нем к пробковой доске был прикреплен нарисованный углем портрет Люси… обнаженной.

— Ты доверяешь мне? — сказала она.

Доверял ли он? Искусство — всегда что-то очень личное. У Люси были все причины сейчас обидеться, даже если, кроме них, этот портрет никто не увидит. Все равно он позволил себе такой шаг, не спросив у нее разрешения.

Рид предпочитал думать, что он не знает, что заставило его сделать такой безумный шаг, как запечатлеть обнаженную Люси. Он обманывал себя. Было что-то в ней, что-то в том, как он себя чувствовал рядом с ней, что пробудило его спящую творческую сторону. Этого было достаточно, чтобы он обзвонил несколько студий и нашел парня, который за несколько билетов на его матч согласился предоставить ему на несколько дней помещение и необходимые материалы.

И вот плод его вдохновения.

Он не знал, примет ли она этот подарок или нет, в любом случае он не мог держать это в тайне, как маленький грязный секрет. Но уже не имело значения. Кто не рискует, тот не пьет шампанского.

Он глубоко вдохнул, при этом его грудь уперлась в ее спину, затем медленно выдохнул.

— Ну вот. — Он опустил руку. — Можешь открыть глаза.

Люси вдохнула, потом прикрыла рот рукой и прошептала:

— О, Боже!

Рид не понял, было ли это сказано в положительном смысле или отрицательном, но очень надеялся, что первое. Хотя он сердцем чувствовал каждый мазок, он изучал свою работу и старался увидеть ее глазами Люси. Линии и завитки, прочерченные углем, изображали ее на кушетке в агонии страсти. Спина выгнута, голова чуть повернута вбок, волосы в беспорядке разметались по диванной подушке. Ее правая нога подушечкой упирается в пол, будто бы для устойчивости, другая остро согнута в колене, пальцы немного задраны вверх. Правая рука вытянута вдоль тела и исчезает между ног, в то время как левая обхватывает правую грудь, так что набухший сосок выглядывает между пальцев.

Но его любимая часть — это ее лицо. Сквозь густую челку просматривалась бровь, всегда выгнутая, когда Люси переживала сильнейший всплеск удовольствия. Ее глаза были закрыты и густые темные ресницы элегантно касались слегка порозовевших щек. Ее распухшие от поцелуев губы были чуть приоткрыты, как будто сквозь них только что прорвался судорожный выдох. А возле уголка глаза расположилась крошечная веснушка в форме сердечка, деталь, которую большинство бы не заметили, но которая для него определяла разницу между Люси и любой другой девушкой.

Он пришел в себя, когда она медленно, как будто завороженная, направилась к холсту. Она вбирала в себя каждую деталь портрета, как будто он висела в картинной галерее. Рид стоял на границе света и тени, засунув руки в карманы, и молча наблюдал за ней.

Сегодня на ней был милый ярко-розовый сарафан. Лиф плотно обтягивал ее тонкую талию, немного сборился на бедрах, а воздушная юбка колыхалась при каждом ее движении.

— Рид, я… — Она замолкла, и он понял это как неодобрение.

— Что ты думаешь? Не бойся сказать правду.

Люси обернулась, в ее глазах застыли слезы.

— Это потрясающе! Ты невероятно талантлив! — Она снова повернулась к картине. — Ты сделал меня… — Она глубоко вдохнула, затем прерывисто выдохнула: —…красивой.

Его шаги с гулом разнеслись по комнате, когда он пересек пространство между ними, повернул ее к себе и заключил в объятия. Одной рукой он обхватил ее лицо и вытер слезинку, побежавшую по щеке.

— Ты не представляешь, насколько ты ошибаешься, дорогая! Мне понадобилось несколько попыток, чтобы хоть чуть-чуть передать твою красоту.

Она грустно улыбнулась:

— Очень мило с твоей стороны, но я и через миллион лет не выглядела бы так.

Вспыхнувшая молния резко осветила темную комнату, следом раздался грохот грома, и по стеклу застучали крупные капли дождя. Казалось, что по мере того, как нарастала гроза, в его душе поднималось отчаяние. Рид хотел устроить взбучку каждому, кто хоть отчасти виноват в том, что эта женщина перед ним не понимает, насколько она невероятна. Она не просто столь же прекрасна, как на картине. Ее чувство юмора, неуклюжесть, сострадание к окружающим и преданность своему делу — все в ней делало ее на голову выше всех женщин, которых он когда-либо знал.

Он уже хотел было это сказать Люси, как вдруг она добавила:

— Ну сам посуди, если бы я выглядела, как эта девушка на картине, Стивен сразу же был бы у моих ног.

* * *

Безумие. Рид не понимал, как она могла сказать в такую минуту что-то столь бесчувственное. Единственное объяснение — она думала о нем все время.

Какая, к черту, разница, что сперва они преследовали определенную цель — свести ее с другим мужчиной, и Рид не должен был подходить так эмоционально к их странным отношениям? Создав этот прекрасный портрет ее — для нее, — он подарил ей особую часть себя. А она отвесила ему пощечину, привнеся в этот вечер образ Стивена.

Она увидела вспышку ярости в его глазах и как несколько раз сжались его челюсти, хотя Рид и старался не выдавать свои чувства. Его мысли привели бы ее в ужас, хотя все это она, без сомнения, заслужила.

— Рид, прости! Я…

Он не дослушал. Резко повернувшись, он выскочил из комнаты прямо в разразившийся снаружи шторм. Она побежала за ним и, остановившись на пороге, увидела, как он пересек улицу. Его рубашку уже можно было выжимать.

— Стой, Рид, вернись!

Он резко остановился, но не обернулся. Его кулаки сжались, а плечи поднимались и опускались. В этот момент Рид выглядел дико, даже опасно и, о Боже, сексуально. Дрожь пробежала по позвоночнику Люси, мурашки покрыли руки, но не из-за того, что холодный дождь колотил по ее коже и пропитал насквозь волосы. Даже разъяренный, он волновал ее и пробуждал самые низменные желания. И это ее пугало и огорчало одновременно.

Когда он повернулся и направился к ней с опасным блеском в глазах, Люси подумала, что, возможно, ей стоит уходить, а извиниться позже. Но Рид уже прижал ее к кирпичной стене. Она должна была извиниться или сказать хоть что-то, но слова не приходили ей в голову, она только смотрела на ту сторону Рида, которой она никогда не знала. Его животное поведение никак нельзя было назвать милым.

— Что, скажи мне, что в этом придурке тебя так привлекает?! — кричал он. — Серьезно, расскажи мне, пожалуйста, потому что, сколько бы я ни пытался понять тебя, я просто, черт возьми, не могу!

Привлекает? Если ее кто-то и привлекал, то это был Рид. Между ними должна была быть простая договоренность, ничего больше, чем уроки, как стать женщиной, интересной для некоего хирурга-ортопеда, с которым она потом жила бы долго и счастливо, имела партнерские отношения, основанные на взаимных интересах и профессиональном уважении. И что в итоге? Теперь она уже не понимала, чего хочет. Хотя это неправда. Мозг подсказывал, что ей нужен Стивен. Но ее тело и — о, ужас — сердце хотели только Рида.