Между похотью и любовью - Виктория Вайс Страница 35

Читая дневник Вики, Илья Маркович постоянно ловил себя на мысли, а смог бы он, очутившись на её орбите, говорить всем во всеуслышание, что любит эту женщину, и не быть при этом обсмеянным и оплёванным. Это сейчас она беззащитна, доступна и открыта к общению, внимательно слушает и подчиняется всем его указаниям. А если отмотать плёнку немного назад и попробовать вжиться в любой из образов, описанных ею? А если представить какой она была в то время? На неё сейчас невозможно смотреть без вожделения, а уж тогда… Почему такие женщины достаются другим? Почему они проходят мимо и не обращают внимания на таких как он? Почему рядом оказываются те, кого не любишь, но почему-то живёшь с ними, делишь постель и деньги, воспитываешь совместных детей и постоянно убеждаешь себя, что всё нормально, что именно это и есть счастье. А может быть это их счастье? И ты рождён для того, чтобы сделать счастливой именно эту женщину, на которую у тебя в последнее время даже член не встаёт. Ты вынужден любить эти поросячьи складочки на её боках, этот жирный животик и сдувшиеся сиськи, и обречён каждую субботу исполнять свой супружеский долг, который с каждым разом становится всё труднее и труднее исполнять. Нет, не физически, ведь ты ещё достаточно бодр и крепок, а морально или даже эмоционально, поскольку нужно заставить себя отреагировать на лежащее на кровати тело. Вот и приходится тушить свет и фантазировать… И воображение в последнее время рисует образы, в которых угадываются очертания Вики, главное в этот момент не прикоснуться рукой к чему-то, что может вывести из транса.

— Илюша, ты такой страстный стал, — прошептала его жена, получив уже третий подряд оргазм, чего не случалось уже несколько лет.

— Я, Сарочка, и был такой, ты просто не замечала раньше, — ответил Илья Маркович, раскуривая сигарету.

— А ты заметил, что я похудела?

— Конечно заметил, — соврал она, даже не взглянув в её сторону.

— Я купила бельё специальное, утягивающее. Показать?

— Потом, милая. Ты спи, а я пойду ещё поработаю. Статью в журнал нужно к понедельнику закончить. Не успеваю.

— Поцелуй меня, Илюша, — попросила она, прикрыв глаза.

Илья Маркович прикоснулся к её влажным губам… А ведь всё когда-то было не так, подумал он, и целоваться было приятно, и обниматься было не противно. Что же случилось? Неужели ушла любовь? А может и не было её никогда?

«…А знаю ли я что такое любовь? Настоящая любовь, когда ком в горле и томление во всем теле, когда сердце колотится от предчувствия встречи и во рту пересыхает от предвкушения того, что может произойти потом, когда засыпаешь и просыпаешься с мыслью о нём, когда говоришь с подружками только о нём, когда никто не нужен кроме него… Нет, такой любви у меня не было. Были влюблённости, увлечения, даже страсть была, а вот любви, как выяснилось, не было. Меня, конечно же, любили. Даже дрались из-за меня. Девки козни чинили от зависти, что по мне пацаны убиваются, а на них внимания не обращают. А я всё ждала чего-то, не принимала всерьёз ухаживания и занималась только изучением и совершенствованием своей сексуальности. Опыты были интересными… И называю я всё это опытами, потому что относилась тогда к мальчикам, как к кроликам, которых препарируют живьём и смотрят на то, как они реагируют на ковыряние в их внутренностях. Именно это доставляло наивысшее наслаждение… А потом уже было не до любви… Потом был только секс…»

Секс и любовь… Эти два вселенских понятия прошли мимо Ильи Марковича. То, что у него было с женой, нельзя назвать ни сексом ни любовью, просто совместное проживание на сопредельной территории с редкими эпизодами безэмоциональных соитий, которые, правда, дали результат — двоих симпатичных детишек. Разве этого мало? Как выяснилось — да. Очень мало.

Он курил одну сигарету за другой, перелистывая электронные страницы дневника, и за каждой прочитанной фразой, за каждым новым словом находил испуганного ребёнка, который прятался за бравурными, а порой похабными выражениями. Но он то знал, что она не такая, он видел настоящую Викторию, разговаривал с ней, и вот теперь уверен, что влюбился в неё, бессмысленно и безнадёжно. Уж кто кто, а он точно знал, чем всё должно для неё закончится…

— Илюша, ты накурил как в тамбуре, — донёсся из-за двери голос Сары. — И зачем ты заперся?

— Милая, пожалуйста, не мешай. Я работаю. Иди спать.

— А тебя жду. Спать совсем не хочется. Приходи поскорее, — капризно произнесла она, царапнув дверь кончиками ногтей.

По спине Ильи Марковича пробежали мурашки от этого противного звука.

— Сара, я буду работать до утра, — раздражённо крикнул он, — не мешай.

За дверью послышалось угрюмое шарканье тапочек, и он перешёл на новую страницу.

«…Многим, кто читает эти записки может показаться, что я зацикленная на сексе одноклеточная шлюха, для которой есть только один идол — оргазм, что всё происходящее вокруг я рассматриваю только через призму похоти, и ни о чем другом не думаю, кроме как о том, где и с кем трахнуться и что такого сделать, чтобы получить еще хоть немного наслаждения. Что я засыпаю и просыпаюсь только с одной мыслью, а мысль, естественно, о сексе и эта мысль держится на единственной извилине, которая проходит внутри моей черепушки от одного уха к другому, и если эту извилину разрезать, то уши обязательно отвалятся, тем самым обезобразив моё и без того обезображенное возрастом и болезнью личико. А ведь я не такая… Хотя..

Каждую ночь мне снится секс. Мне, женщине, стоящей у пропасти. И сны, сука, такие реальные, что иногда просыпаешься и хлопаешь руками по кровати в поисках мускулистого, да Господи, пусть даже толстого, костлявого, даже старого мужского тела, а его нет, только скомканное одеяло и подушка, зажатая между ног. Это и есть, видимо, моя Голгофа, наказание за то распутство, которое сопровождало меня по жизни. Сейчас я вспоминаю прошлое, пытаюсь подсчитывать их, вытаскивать из памяти их имена, но это трудно, ведь многие были мимолётным увлечением, страстью и даже похотью. Помнят ли они меня? Для многих я была подарком судьбы, призом, добычей… Хочется верить, что помнят, и ложась в постель к своим обветшалым жонушкам, выключив предварительно свет и насмотревшись для уверенности жесткой порнухи, они вспоминают о тех золотых деньках, когда могли наслаждаться моим, тогда еще совершенным, телом, ласкать мою гладкую кожу, целовать мои припухшие губки и наслаждаться тем кайфом, который я им дарила, отдаваясь страстно, до последней капли вожделенного пота… Самое смешное, что никто из них за все это время мне ни разу так и не приснился, только какие-то абстрактные собирательные образы — глаза от Васи, руки от Пети, ноги от Серёжи, член от Валерки… Вот поймала себя на мысли, что не приходили в мои сны жеребцы-профессионалы с которыми я долгое время работала. Работа она и есть работа…