Ты меня (не) купишь - Лея Кейн Страница 34

Прижимая к себе мятежное тело женщины, превращающей меня в плавленый сырок, я носом зарываюсь в ее шелковистые волосы, подушечками пальцев глажу нежную кожу вокруг ее пупка и медленно засыпаю. Она действует почище любого гипноза, просто находясь в моих объятиях. Сжимается после каждого моего движения, но тут же отходит, убеждаясь, что не лезу ни под лифчик, ни в трусы. Рано, Бабочка. Я дождусь, когда ты сама возьмешь мою руку и засунешь туда. Вот тогда я оторвусь. А пока перетерплю. Тем более в затылок тебе Степа с мамой дышат. Не хочу, чтобы, извиваясь подо мной, ты о них думала. Пусть сотрутся из твоей жизни и памяти, а потом я все свободное пространство собой заполню и хер подвинусь для кого-то.

Я просыпаюсь поздно. Циферблат часов показывает половину одиннадцатого.

Шарю рукой по кровати – пусто, остывшая. Бабочки нет. Неужто сбежала? Охрана бы разбудила меня, надумай она удрать.

Поднявшись с постели, шлепаю в ванную. Там ее вещи и сумка. Самой нет. Придется поискать. Позвонить ведь не могу: расхлестал свой телефон. А мобилу Лучианы в больничке оставил.

Смотрю на свой помятый фейс в зеркало и руками опираюсь о раковину. Спасибо, Бабочка, что отвлекла меня вчера. Пиздец бы был папашке Артемки. Сегодня, конечно, я его не меньше ненавижу, но одержимость манией бежать сломя голову на убийство ослабла. Разберусь, успею. Никуда он от меня не денется. А ты денешься. Ночью всех нас на шалости тянет, утром отпускает. Вдруг ты уже к муженьку своему собираешься. Надо бы мне свои позиции укрепить.

Умываюсь, одеваюсь в майку и домашнее трико и спускаюсь вниз. Арти и Вера в малой гостиной играют в шахматы.

– Доброе утро, Роман Алексеевич, – приветствует она меня.

– Доброе, – киваю. – Арти, ты Дарью Николаевну не видел?

– На кухне. А мы к Лучику сегодня поедем?

Нельзя мне пока к ней. Не остыл.

– С Верой Ивановной съездите. У меня много работы. Вера, извините, что пришлось вызвать вас.

– Ничего страшного. Я все равно не собиралась никуда ехать. Позвоню Саше, – улыбается мне няня. – Он нас свозит к Лучиане.

– Ага, – отвечаю коротко и отправляюсь на кухню.

Моя повариха стоит у стены и, скрестив руки на груди, косится на Бабочку. Та, по-прежнему облаченная в мою футболку, с передником поверх и повязанным на голове платком, крутится у плиты, возясь с блинчиками.

– Роман Алексеевич… – начинает повариха, но я жестом руки задерживаю ее оправдания и киваю на дверь.

Она выскакивает с оскорбленным видом. Ревностная очень. Не любит, когда кто-то хозяйничает на ее кухне.

Подкрадываюсь к Бабочке со спины, обнимаю ее, прижимаю к себе и губами касаюсь ее шеи. Она осязаемо напрягается, но не отталкивает меня.

– Пахнет вкусно, – шепчу я, осыпая ее шею легкими поцелуями. – Но в этом доме у тебя нет нужды готовить.

– Когда я увидела, как твоя повариха замешивает смесь на блины, не удержалась, – отвечает Бабочка, поливая готовые блинчики сиропом. – Хочу побаловать Арти по-настоящему домашней едой.

– А меня?

Бабочка отключает плиту и разворачивается. Несмело поднимает глаза, еще нерешительнее кладет ладони на мои плечи. Такая забавная по утрам: разомлевшая, нежная, сладкая. Еще и мука на щеке.

– Я запуталась, Ром, – признается честно. – Не дави на меня, хорошо?

– То есть мне твои блины нельзя? Отлично! Возьму другое блюдо.

Подхватываю ее за талию, разворачиваю и пересаживаю на стол. Развожу ноги, протискиваюсь между ними и вгрызаюсь в ее губы. Она не сдерживает стона, едва мои пальцы забираются под футболку и крадутся вверх по ее тонкой спине.

Я как псих. Будто не целую ее, а сожрать собираюсь. Ничего с собой поделать не могу. У меня от нее сдвиг по фазе. Жажду скорлупу, которой обросла, на куски расколоть, в пыль превратить. Вытащить свою Бабочку из кокона, в который ее любимый муж упрятал. Старался, падла, все десять лет!

Дьявол! Нельзя мне думать о нем, а то предложение Фазы покалечить этого кандидата в мастера спорта кажется все более привлекательным. Как, блядь?! Как можно было погасить огонь, что полыхал в яркой девчонке?! Каким же дерьмом надо быть, чтобы уничтожить в ней женщину, подавить желания, превратить в растение?! Ты даже не представляешь, детка, как у меня руки чешутся ему морду начистить. За каждый твой прожитый с ним впустую день.

– Ро-о-ом, – шепотом тянет она мне в губы, и я нехотя отстраняюсь, – не дави, пожалуйста.

– Не могу, Бабочка, – отвечаю, большим пальцем гладя ее по щеке. – Пытаюсь. Не получается. Ты мне все винтики в голове сорвала.

– Ты не пытаешься, – скептически морщится она.

Права. Атакую снова и снова, линию фронта в свою пользу расширяя.

– Осуждаешь? Предлагаешь опустить руки? А протянешь ли ты без меня еще двенадцать лет? – Опять губами касаюсь ее губ. – Молчишь? – шепчу. – Потому что не протянешь. Я уже в тебе, Бабочка. Часть тебя…

Крепче прижимаюсь к ней, запрокидываю ее ноги на себя и целую сладкие губы. Жадно, безумно, свирепо. Она отвечает, ногтями скребет по моим рукам, разжигает меня. Еще чуть-чуть – и меня метеорит не остановит. Прямо тут сделаю Бабочку всецело своей.

Рукой добираюсь до застежки ее лифчика, и в этот момент метеорит все же грохается на землю. Прямо в мой дом врывается. С порога доносится обиженный писклявый голос куклы:

– Ромочка, ты что, занимаешься щекотушками с прислугой?

Ты-то откуда взялась, гребаная утренняя звезда с щекотушками?!

Мы с Бабочкой поворачиваем головы, встречая скривившуюся куклу. Вот какого хрена она приперлась? Кто вообще дал ей право появляться на пороге моего дома? Мы же все оговорили! Хотя о чем я? Это же кукла! У нее словарный запас, как у рыбки.

– Пойду оденусь, – бубнит Бабочка, выбираясь из моих объятий.

Спрыгивает со стола, снимает передник и выходит из кухни. А я даже остановить ее не могу. Обосрался по полной.

– Ты что здесь делаешь? – рычу, кинувшись к кукле и схватив ее за плечо. – Кто тебя звал?!

– Не кричи на меня, – скулит она. – Я узнала, что твоя племянница в больнице. Приехала поддержать. А ты тут… Я думала, что мы с тобой…

– Что ты думала?! Ты сосешь за бабки! Так, стоп! Кто тебя пропустил?

– Охрана.

– Почему со мной не согласовали?

– Не спрашивай у меня о таком.

Действительно! Глупость сморозил.

– Так, зайка моя, сейчас я вызову тебе желтенькую машинку, ты сядешь в нее и вернешься домой – в свою квартирку, что снимается на мою денежку, окей?

– Ро-о-ом, почему ты меня выгоняешь? – Она ноготками пробегается по моей груди.

Потому что ты приложение к моей жизни, а не ее центр.