Девочка для генерала. Книга 2 - Марина Кистяева Страница 33

Она не притворялась. Его Катя. Ни разу. Её ложь он считывал, и она это знала. Ей не было смысла.

У него сносило крышу. Хотелось сжать Воробушка с такой силой, чтобы кости затрещали. Встряхнуть. А ещё прижать к себе. Сильно.

И никуда… ни на сантиметр… от себя…

Тем, кто остановил её у океана, повезло. Несказанно.

Но когда Катя за них начала заступаться, его снова накрыло.

Сильно.

И неизвестно, как бы он отрекошетил, если бы не услышал негромкое:

– Поцелуй меня, Генерал… Согрей…

Всё. Пропасть под ногами. С запахом океана.

Где-то в голове мелькнула мысль, что Катя умело отвлекает его, берет огонь на себя. Умная девочка. И если бы Руслан хотя бы на мгновение усомнился бы в её искренности, он дал бы добро Михе.

Руслан снова дотронулся до губ Кати. Она вцепилась в полы его рубашки, и он не сразу понял, что она пытается их распахнуть. С её губ сорвался всхлип, а Руслан, как обдолбанный маньяк, впитал её рваное дыхание.

Никогда не чувствовал себя мудаком. Ни с одной… А было разное. И то, за что его могли вздернуть на веревке в прямом смысле. Слезы же Кати, её надвигающая истерика, её слабость били наотмашь. Ударяли так, что его начинало корежить.

И он готов был сделать всё, абсолютно всё, чтобы она больше никогда не плакала, не дрожала, доведенная им до истерики. Вместо того, чтобы оберегать, дарить ей заботу и необходимую защиту, он рычал, не сумев обуздать эмоции.

Она же хрупкая. Нежная. Что ему, такой сволочи, ещё надо?

Тело она отдала. Не всё, и ещё не так, как ему нужно. Но он своё возьмет. Потом, когда она окончательно признает себя его.

Ему же потребовалось всё. Всё, мать вашу!

Чтобы не ждала, замерев, с глазами-блюдцами, а как хотела, неслась к нему и падала на грудь, прижималась, забирая его скупую нежность себе. Чтобы не давила в себе порывы!

Он, опьяненный не столько алкоголем, сколько сладостью её тела, её восхитительно-нежным запахом, не сразу сообразил, что она его раздевает. Она! Сама! Всхлипывая ему в губы, пытается стянуть с него рубашку. Полы её халата немного распахнулись, грудь оголилась.

Руслан не видел – чувствовал.

Он остро реагировал на её тело. Каждый день, когда просыпался. И даже когда спал. Дело не в возбуждении, не в том огне, в котором он неизменно сгорал. Было что-то другое.

Её близость. Осознание того, что она рядом и полностью в его власти. Руслан просыпался по ночам или возвращался из кабинета, где просматривал документы, беседовал с ребятами по специально оборудованной спутниковой системе, подходил к кровати и некоторое время стоял, любуясь Катей. Иногда он запрещал ей одеваться. Сначала любил её и лишь потом уходил доделывать дела, привык спать мало. Она часто спала на животе, подоткнув ладони под подушку. Волосы светлые укрывали плечи, часть спины. Тонкое одеяло не скрывало очертаний тела. Руслан поправлял его. Чтобы не замерзла… чтобы спала крепко…

Катя часто просыпалась по ночам, вскрикивая. Если он был рядом, неловко прижималась, особенно первые дни. Руслан мгновенно просыпался с ней. Да, мать вашу, он именно чувствовал её, как зверь чует свою самку. Про то, что тревожит во сне, её не спрашивал. Тут всё понятно. Он обнимал её, укладывая к себе на грудь, пофыркивая иногда от того, что растрепавшиеся волосы лезли в рот и на лицо. Катя успокаивалась. Переставала дрожать и всхлипывать, ещё не отойдя от ночного кошмара. Эти минуты, когда она устраивалась у него на груди, обнимала за торс, а потом сразу же засыпала, проваливаясь в сновидения и уже не вздрагивая, он ценил особенно.

Он хотел дарить ей спокойствие!

Ну да, Генерал… ну да… особенно сейчас, вот в эти минуты, когда довел её до истерики, и она интуитивно тянется к тебе. А почему, сука? Потому что психорефлекс у нее! Им же выработанный.

Довел её… Снова.

А отказаться не мог. Вжал в себя, целуя и поглощая сладость её губ, её потребности в нем, даже если она искаженная, ненормальная.

Или у него у самого крыша ехала? И он видит подставу там, где её и быть не должно?

– Маленькая…

Он сначала избавился от своей рубашки, потом распахнул халат на Кате. Она дышала очень шумно.

Его добило другое – когда она подняла узкую ладошку и размазала слезы по щекам.

– Кать…

Девушка мотнула головой, щурясь и не глядя на него, тем самым без анестезии вырывая сердце с корнем. Она сжимала его в той самой узкой ладони и не понимала этого.

Зато он всё понимал.

Довел…

Снова.

Ревностью. Собственным испугом. Взрывным характером.

Теми чувствами, что у него бушевали внутри…

А с Катей так нельзя.

Она снова мотнула и хотела к нему прижаться, но он перехватил её. Сжал пальцами подбородок, вынуждая посмотреть на себя.

– Я не могу дать слово, что подобное с моей стороны не повторится, Воробушек, – Руслан говорил гулко, горло странным образом драло. – У меня тяжелый характер. Но я готов сказать, что постараюсь сдерживаться впредь. И я намеренно никогда не причиню тебе боли. Ты понимаешь, о чем я?

Она понимала. Из серо-голубых глаз медленно утекала обида, горечь, сменялась теплыми оттенками.

И всё равно…

Всё равно.

– И я не хочу, чтобы сдерживалась ты. Какого черта не встала и не бросилась ко мне? А? Воробушек, я хочу твоих эмоций тоже! Они мне нужны! Как и ты нужна сама…

Вот. Сказал.

Она облизнула пересохшие губы и негромко выдохнула:

– Не пугай меня больше.

– И ты меня не пугай. Я охренеть, как испугался, Кать.

Он впервые говорил женщине о своих чувствах. Не о похоти, не о том, как она должна встать. Он не договаривался, не предлагал условий.

Он стремился быть услышанным.

Катя снова мотнула головой и порывисто шагнула к нему, отчего её тяжелая грудь призывно качнулась. Этой женщине нельзя пребывать долго голой… Одетой – тоже.

– Я с тобой… – начала она говорить, но остановилась и улыбнулась, одновременно поджимая нижнюю губу. – Ты как… как твой любимый океан во время шторма. Стихия, которой противостоять нельзя. Но я попробую.

Она подняла руку и дотронулась до его обнаженной груди. У него имелось несколько шрамов от пуль и ножевых. Она дотронулась до одного и них, распластала пальцы и повела их ниже.

– Ты дрожишь. Иди ко мне.

В душе эмоции улеглись, теперь возникла потребность успокоить и Катю. У неё порозовели щеки, и в глазах появился огонь, но червоточина от своей вспыльчивости и грубости продолжала теребить Коваля.

– Я же сказала, что хочу попробовать…Ты тоже меня не слышишь, Генерал?