Цена твоей любви - Ольга Дашкова Страница 30

Отец больше не кричал и не указывал Жарову на дверь, молчала даже бабуля, а я, опустив глаза, подчинилась Матвею. Забыв, кажется, все, что говорил отец. Хотела урвать хоть немного близости и узнать, как оно быть вместе.

Почему я никогда не думаю о себе, делаю лишь правильные вещи? Почему я не могу расслабиться хоть на день и почувствовать себя любимой и желанной?

Пусть это будет иллюзия, маленькая, мимолетная, но я хочу знать, каково это – быть семьей, быть вместе с ним. Костя всю дорогу не задавал вопросов, лишь смотрел с нескрываемым любопытством на Матвея, а вот тот, наоборот, расспрашивал сына обо всем.

Я открывала для себя заново того мужчину, в которого влюбилась семь лет назад, которого совершенно не знала. Он много шутил, взгляд задорного мальчишки таких же темно-синих глаз, как у Костика, убивал все сомнения.

Ехали долго, Матвей не говорил куда, но дом, скрытый от посторонних глаз в чаще леса на берегу озера, оказался небольшим с виду, но очень уютным и комфортным внутри.

Костик восторженно смотрел по сторонам, хотел все потрогать и везде залезть, задавал кучу вопросов. Из багажника выгрузили несколько пакетов с продуктами, я приготовила поздний завтрак. А после него отправились гулять по лесу.

Я гнала от себя все плохие мысли, улыбалась, глядя на то, как Матвей общается со своим сыном, как они быстро нашли общий язык и практически не отходят друг от друга.

А ночью сгорала и возрождалась вновь в объятиях своего мужчины, не думая о том, что нас ждет в будущем и будет ли оно.

– Мама, смотри, утята приплыли, они все маленькие и красивые.

– Сильно не закорми их.

– Он такой смышленый, спасибо тебе, – Матвей ведет по щеке носом, целует в висок, эта его нежность на грани порочного желания обезоруживает.

– Да, ты прав, он самый лучший, без него бы точно с ума сошла.

– Прости меня.

Молчу, поджимаю губы, ведь простить –значит принять все как есть, а я не могу. Не могу и не хочу делить Жарова с законной женой, не могу быть сама предательницей по отношению к Сергею, он не заслужил этого.

– Не простишь, знаю, и будешь права.

– Дело не в этом, Матвей.

В кармане джинсов зазвонил телефон, Жаров отошел в сторону, говорил короткими фразами, было заметно, как напряжена его спина, как расправлены широкие плечи, которые я царапала этой ночью, умирая от невероятного удовольствия.

– Нет, все, как договорились, все по плану. Меня нет в городе. Да, я знаю. Все под контролем. Нет, этого делать не надо. Просто ждем, Шамиль не должен знать, я сам.

Чем больше я наблюдала за этим мужчиной, тем чаще вспоминала слова отца. Жаров непросто бизнесмен, он опасен, так же как его окружение, так же как и дела, которые он ведет.

– Мама, а можно купаться?

– Нет, милый, думаю, не стоит.

– Почему не стоит? Хочешь на тот берег? Давай быстрее, снимай шорты и футболку, поплыли.

– Матвей, нет, что ты? Какое тот берег? Что ты делаешь?

Но Жаров на ходу снимал кроссовки, джинсы, те полетели в сторону вместе с футболкой, Костик запрыгал, начал сам раздеваться. Несколько широких шагов, и Матвей ныряет в воду, оборачивается к берегу, улыбается словно мальчишка.

– Костя, прыгай ко мне, я поймаю, прыгай.

– Мама, можно? Ведь можно, да?

Но мое согласие уже никому не нужно, он прыгает в воду, Матвей подхватывает его, Костя цепляется за шею, такой счастливый, они плывут вместе почти на середину озера.

Смотрю на них с замиранием сердца, полного счастья и тревоги.

Они потом еще долго сидели вдвоем у воды, о чем-то беседовали, смеялись, маленький и большой мужчина. После ужина Костя быстро заснул, Матвей все чаще уходил и разговаривал по телефону.

– Что-то случилось? Тебя потеряли?

– Не переживай, все нормально.

– Жена?

– Регина, послушай, моя жена — это мои проблемы, и скоро я их решу. Не накручивай, пожалуйста.

– Я не накручиваю и ничего не требую от тебя, мы в любом случае уедем, у меня в Италии мама, работа, у ребенка школа и друзья, все вернется к тому, как было. Только прошу тебя, не приучай Костю к себе, не обещай ему того, что не сможешь выполнить, не ври ему. Мне можно, но не ему.

Матвей ведет подбородком, он недоволен, опускает руки на перила по обе стороны от меня. Мы стоим на открытой веранде, солнце давно село, лишь полная луна освещает ровную гладь озера.

– Не представляешь, как я тебя люблю, сам не знал этого, таким глупцом был.

– Не надо, Матвей.

Хочу услышать еще тысячи таких слов, но в то же время понимаю, что не надо бы ему их мне говорить, не надо вселять надежду. Она острым стеклом осядет в сердце и будет царапать его воспоминаниями до крови.

– Надо, девочка моя, надо.

Разворачивает к себе, усаживая на перила, целует, сразу проникая в рот языком, лаская мой. Тихий стон, грудной рык Матвея, руки задирают подол сарафана, я раскрываюсь перед ним еще больше, позволяя ласкать себя.

Быстрые и болезненные поцелуи в шею, тело потряхивает от возбуждения. Сдвинув в сторону трусики, пальцы растирают уже влажное лоно. Матвей давит на клитор, массируя его, выгибаю спину, прижимаюсь плотнее.

– С ума схожу по тебе, всегда сходил. Ты чистый грех, порок, соблазн. Убью любого, кто посмеет обидеть тебя или коснуться.

– Матвей… а-а-а-а-а… боже мой.

Звон пряжки ремня, один толчок, член входит сразу на всю длину, острая боль разливается удовольствием. Мой крик эхом проносится по ночному лесу, губами впиваюсь в губы Матвея, кусая их.

Матвей придерживает за согнутые колени, упираюсь спиной в перекладину, движения жесткие, резкие, глубокие. Он напряжен, тяжело дышит, вколачиваясь в меня, насаживая на член.

Нет ни капли нежности, но мне и не надо этого. Вот он, мой Жаров, который берет на уровне боли, не сдерживая себя, жестокий, дерзкий, наглый. Не могу сдвинуться с места, тело одеревенело, лишь чувствую жар, растекающийся между нашими телами, и его ставший еще больше член, что разрывает меня на части.

Матвей рычит сквозь зубы, я взрываюсь в его руках от яркого оргазма, мышцы скручивает болезненным удовольствием. Он следует за мной, пульсирует, теплая сперма стекает по бедрам.

А я плачу, уткнувшись в его плечо лбом, кусая щеку изнутри до боли, чтобы не разреветься в голос, потому что понимаю, это наша последняя ночь.