Одинокая лисица для мажора - Галина Чередий Страница 3

— Хренушки ты угадал, Корнилов, ясно? — бормотала я себе под нос, рысача от остановки до нашего дома. Нашего, понятно?! Черта с два я тебе позволю отказаться от меня и лишить этого.

Я сроду себя нигде дома не чувствовала. Только соображать стала, так и усвоила крепко, что любое место, где мы с маман пребываем, — временное. Никогда не наш дом, только угол на перебиться. Или, уж скорее, жилье на время деловой, мать ее, командировки. Съемные хаты, дома-квартиры ее проходных мужей, гостиницы после быстрых переездов. Потом уже просто вокзалы, лавочки в парках по теплу, чердаки-подъезды в холода, пока бродяжничала уже сама. Короче, любой угол на переночевать, откуда никто не турнет или где ты можешь хоть чуть поспать, не опасаясь нападения. Кому, может, и кошмар-безнадега, ну так им просто сравнивать не с чем. Лично мне этим самым беспросветным адом, наоборот, моя жизнь до того видится. В детдоме поначалу даже ничего показалось. Отмыли, одели, обули, не новое все, но чистое. Кормят, причем за просто так, ничего делать не надо. Ни у добрых людей деньгу клянчить, ни воровать, ни любовь и восхищение с благодарность к очередному “папе” изображать. Но их бл*дская дисциплина с режимом задрала меня. Так что я периодически ходила погулять. Недалеко и ненадолго, так, чтобы нашли через день-два. Потому как если бы я не хотела, чтобы находили, то заманались бы они за мной пыль глотать, лошары. Но, опять же, детдом — он не свой дом и в принципе им быть не может и не должен. Место передержки всяких бедолаг, что никому никуда не вперлись до того момента, пока их не пора будет выпнуть во взрослую жизнь, где они также никому и на хрен не нужны. Подруг я не заводила. На кой? Все там какие-то нудные: с кем ни заговори — нытье начиналось про то, как маму-папу-семью хочется, слезу давай пускать. А мне родственных заморочек хватило на всю жизнь вперед. Спасибо, больше не надо. Так что инфа до меня о том, что нас скоро, считай, на торги, что тот скот, выставят, чтобы богатеньким дядькам-тетькам в загребущие типа добрые ручки пристроить, дошла до меня с большим опозданием. И тут-то как раз мрачный мужик, прикидывающийся нашим новым физруком Владимиром Петровичем, нарисовался и явно что-то мутить хитрое начал. Да я на второй день просекла, что Владимир Петрович из него, как из меня Джигурда, и учитель, что из железной арматурины чесалка для спины. Почесать-то можно, но шкура в клочья будет. Что-то в нем такое таилось… страшное, звериное. Не по отношению к нам, дебилам, нет. Хотя в первый момент и подумалось, что гад — педофил какой, как он начал то с одним, то с другим по углам и кабинетам шептаться. Я с какими только мразями, пока на свободе шлялась, не сталкивалась. Стала следить за ним, размышляя, не кинуть ли ему кирпич с крыши на башку. Но потом просекла, чего затевается, и решила присоединиться. Ну а чо? Всего и делов-то: суку, старую директрису, и ее налаженный бизнес с продажей выпускников запалить и разрушить, а за то тебе вроде как нормальную путевку в жизнь обещнули. Вот я и упала им на хвост. Но потом что-то стремно стало. Дошло, что если засвечусь я по телеку, то только и жди тогда гемора с какой-нибудь стороны. Или маман объявится, или вообще ее любовник-подельник. Много знаю ведь, чего бы не прибить. Или еще кто, из родни мужей, сидевших или покойных, мамкиных. Я бы на месте тех, кому выжить повезло, нашла и удавила. Меня.

Ну и пошла гулять, пока лето. А как холодать стало, возьми и попадись мне на глаза Корнилов. Не искала я его, чистая случайность. Как раз ночью первый морозец прижал, а тут с утра он. Чистый такой, гладко выбритый, в костюме, и пахнет от него… не то, что от меня, короче. Ну я и подошла и ляпнула внагляк — давай на перезимовать пускай, дядя. Вести себя, мол, обещаю как паинька. А он возьми и согласись. Да еще как! Он реально за меня взялся. Учиться заставил, разговоры разговаривал, воспитывал, блин. Курить не моги, пиво не пей, домой не позже десяти, жрать гадость ни-ни, еще и уроки учи, потому как знания — это твой капитал для будущего. Все то же, что и до него мне тыщу раз парили, но при этом такими словами всегда и с таким видом… что хрен и возразишь. Не от того, что не хочется, а потому что кругом прав, зараза, и все равно на своем стоять будет. Без крика, моралей, упреков. Сказал, делай так, ибо тебе же это нужно, и все, делай и не рыпайся. Бесил так поначалу — п*здец! Прям придушила бы его подушкой во сне. И свалила бы, кабы не зима. А к весне… ну… привыкла. В командировки уматывал — скучала, вместо того чтобы радоваться. Потому что поняла, что ему не срать на меня, как всему белому свету. И при этом ничего он от меня не хочет. Серьезно. От меня ничего, а для меня — да.

Месяц приглядывалась, пытаясь просечь, в чем прикол или подвох, два. А потом поверила, что и правда нет тут второго дна. Он вроде как просто так меня… ну… заботиться обо мне… и жить разрешает. Мать миллион раз говорила, что просто так — это не про мужиков. Не бывает так, и все. Даже если тебе так долго кажется, то потом все равно это вылезет. В принципе, закон жизни — если ты чего-то хочешь, будь готова и дать что-то взамен. Я хотела, чтобы этот странный Корнилов и дальше был рядом, оставался моим… моим, в общем. Чтобы наш дом нашим и оставался. Но я давно не ребенок и соображаю, что он взрослый мужик. А мужику нужна баба. Секс. И за то время, что мы вместе прожили, он иногда дома не ночевал, в смысле не когда по делам ездил. Но ведь однажды могло так стать, что ему приспичит, чтобы баба и секс все время под рукой были, так? Логика. И что тогда? Я больше на хрен не сдалась, иди, девочка, новый дом ищи?

Вот я и решила еще до его отъезда, что хрен по всей морде какой-то там сучке приблудной, а не мой Корнилов. Мой был, моим и останется. На меня парни и дяди постарше всегда велись аж бегом. И ему чего отказываться? Он порядочный до тошноты, сам ни-ни, но если это типа я на все согласная, то не дурак ли он будет отказаться. А в плане физиологии… Да я навидалась всего, что и как происходить будет, представление имела. Не то чтобы мне хотелось этого всего, скорее уж наоборот, от слова совсем, тут я, походу, в мамкину породу. Она всегда говорила, что вся эта возня постельная лишь мужикам и по приколу, но только дура, когда это покажет и станет отказывать тому, от кого чего-то хочет. От тебя не убудет, а самцов таким за яйца и мозги держать крепенько запросто можно. Главное — никакой любви там себе не придумывать. Вот и пригодится хоть в чем-то мне мамкина наука — приберу Корнилова к рукам, и все у меня станет хорошо. И дом свой своим и останется, и человек хороший моим будет. А что с любовью… Да, не случалось со мной этой дурости сопливой. Вот вообще. Какая, к хренам, любовь, когда нужно было думать, как живой да целой быть? Но вот ни к кому и никогда я не относилась так, как к Корнилову. Хорошо. Так что чего-то еще хотеть можно? Все, считай, срослось у меня с ним как надо.