Игрек Первый. Американский дедушка - Лев Корсунский Страница 29

Расслабившись из‑за своего прекраснодушия, Долговязый уловил, что Коробочкин задергался, стремясь освободиться от ласковых пут.

Фигушки! Игрек обволакивал грубого дядю своим обаянием — можно ведь и так назвать плен, в который угодил майор!

* * *

— Пожар устроили, чтобы испытать волнение в крови… — в Игреке пробудился плохой поэт. — Все были пьяны без вина! Огонь рождает в нас что-то неземное…

Коробочкин стряхнул с себя сонную одурь. Слушать полоумную белиберду было выше его сил. Сыщик поднялся, не прощаясь, двинулся к лестнице.

Игрек всполошился. Заболтавшись, он забыл о том, ради чего стал идиотничать. Брошенной собачонкой затрусил за удаляющимся шкафом средних размеров.

Несмотря на смятение, Долговязый крепко держался за ниточки, связывавшие его с майором. Коробочкин удалялся, а связь между ними отнюдь не слабела.

Милиционер вышел из больницы… прошел через сад на улицу, а Игрек, стоя у окна на шестом этаже, ощущал его так же, как прежде.

Неестественность происходящего породила у глюка тревогу.

«Это не связь, а лишь иллюзия. Иной раз мне кажется, что Тина рядом со мной, но ее ведь нету. Мухе везде мерещатся какие-то невидимки…»

Как бы то ни было, иллюзия того, что Игрек кем-то управляет, пьянила его не меньше пожара. Чтобы осуществить свое предназначение, мальчик приказал Коробочкину:

«Сейчас ты пойдешь к Сизову. Ты выпустишь его из каталажки на свободу. И дашь ему уйти, куда он захочет».

Игрек повторил свое внушение несколько раз. И ему не надоело. Как грезить о ведьмах или бармалеях. Или воображать себя невидимкой.

* * *

Подошла Люся с традиционным вопросом женщины, оскорбленной неожиданной холодностью мужчины.

— Что я тебе сделала?

— Укол.

— Псих!

— Тогда не приставай.

— Ты ж нормальный псих! Что-то у нас в койке было не так?

Игрек устал повторять, что у них не было никакой койки, поэтому он просто сказал:

— Люсьена, исчезни! — и сразу же испугался, что сестричка поймет его буквально.

С застывшей улыбкой Люся отошла от своего возлюбленного и продолжала двигаться в том же направлении, пока не достигла лестницы.

Долговязый проверил свою связь с Коробочкиным, но ее уже не было. Упустил из‑за сестренки такие нити!

Люсю Игрек увидел в окно. Она миновала сад и вышла на улицу. В белом халате.

«Психованная!»

2.

После Воробьевки Коробочкин намеревался отправиться домой, но погруженный в свои мысли дошел без определенной цели до убойного отдела.

— Сизова давай ко мне! — кивнул он дежурному офицеру.

Когда подследственный был доставлен в кабинет майора, Коробочкин произнес без всякой интонации:

— Ты свободен!

Сизарь не спешил радоваться.

— Поймали поджигателя?

— Ты свободен, — повторил майор с отсутствующим видом.

Сизарю приходилось видеть такие лица в Воробьевке.

Дежурному офицеру Коробочкин приказал:

— Сизова выпустить!

«Освобожден за отсутствием состава преступления, между прочим», — написал сыщик в деле Сизова. И расписался. Потом он сделал ту же запись еще раз. И снова расписался. Сон с открытыми глазами длился. Еще дважды Коробочкин на бумаге освобождал подследственного. Взор майора растворился в небесной лазури. Если б не решетка, он попробовал бы вылететь в окно. Картавая ворона с надрывным карканьем пронеслась перед лицом сомнамбулы, разбудив его. О случившемся за последнюю четверть часа он помнил смутно, как с перепоя. Только четырехкратная запись об освобождении преступника дала сыщику информацию о случившемся.

Коробочкин кинулся на улицу, но Сизов, конечно, убрался куда подальше.

В Воробьевке он не появился.

Газетный киоскер сообщил Станиславу Сергеевичу, что мужчина, покинувший милицию, сел на скамеечку возле входа. Минуту назад подъехала черная «Волга» и забрала его. На номер машины словоохотливый киоскер не обратил внимания.

Таким образом, подтвердилась догадка Коробочкина о том, что Сизов не сумасшедший одиночка, а член группировки.

«А я сумасшедший одиночка!» — Станислав Сергеевич скрыл свое умозаключение от сослуживцев, но они каким-то образом и сами обо всем догадались.

3.

Надежно упрятав Сизова во внутреннюю тюрьму Службы безопасности, полковник Судаков смог осмыслить случившееся.

Фортуна, всю жизнь стоявшая к Сергею Павловичу задом, наконец-то подарила ему кривую улыбку и позволила овладеть собой.

— Я отодрал ее через жопу! — теряя над собой контроль, завопил Сергей Павлович.

На голос начальника тотчас явился адъютант Мухортых.

— Сергей Палыч, вы меня?

— Фортуну! Отодрал!

— Это азербайджанка? Новенькая?

— Старенькая! — полковник развеселился. — Похож я на сумасшедшего?

В таком неуравновешенном состоянии Мухортых своего начальника еще не видел, но ответил дипломатично:

— Сумасшедшие разные бывают!

— Только сумасшедшие разными и бывают! — философски заметил Судаков. — Нормальные все одинаковые.

Победителя и побежденного посетила одна и та же мысль о собственном умопомешательстве. У настоящих сумасшедших такие мысли возникали редко.

На следующий день Сергей Павлович вернулся в Воробьевку, хотя предвидел, что Коробочкин явится туда сообщить Ознобишину о своем душевном недуге.

При виде мудрого сказочника Игрек виновато потупился, но Брокгауз с порога заключил его в крепкие объятия, словно друзья много лет провели в разлуке.

— У меня не получилось… — пристыженно пробубнил Долговязый.

— Все получилось, малыш, великолепно! Сегодня я весь День буду рассказывать тебе сказки… песенку спою…

— Людоед сделал все, как мы хотели?

— Именно! Мы с тобой хозяева этого мира!

Возле Судакова Игрек чувствовал себя не хозяином, а крысой из сказочки про хитрого крысолова. На дудочке, конечно, играл Брокгауз.

* * *

Рассказывая мальчику про Маленького Мука, у которого фаллос, естественно, был больше его самого, Судаков захотел внушить Алевтине через Игрека срамное желание.

Просить необузданного мальчишку о такой услуге было рискованно.

Пришлось Иоанну Васильевичу преодолеть плотское искушение ради высокой дружбы.

4.

Так называемый Брокгауз был Алевтине отвратителен. Полковник Безопасности, сменивший личину, дабы совратить ее Ангела!