Звездочет - Мишель Яффе Страница 27

— Тебе хочется этого? — прошептал Фоскари, водяязыком у Бьянки за ухом.

Не в силах произнести ни слова, она кивнула.

— Так ты обещаешь больше не выходить из дома без моегоразрешения? — хриплым голосом спросил он.

Бьянка была готова согласиться на что угодно, лишь быпоскорее испытать то наслаждение, которое он ей обещал.

— Это шантаж, — шепнула она. От страсти ее голосстал неузнаваемым.

— Считай, что это нечто вроде контракта, —предложил граф. — Ты получаешь то, что хочешь, и я тоже.

Бьянке это показалось вполне резонным. Ее ум отказывалсяповиноваться голосу рассудка с того самого мгновения, когда он прикоснулся к еетелу. Да, она понимала, что не следует сдаваться без боя, но ничего не могла ссобой поделать. Поиграв золотистыми волосами Йена, курчавившимися надворотником его рубашки, она спросила:

— А могу я один раз достичь вершины наслаждения сразу,а потом еще раз, когда ты войдешь в меня?

Фоскари внутренне ликовал: он выиграл. Но как ни странно,это чувство победы слишком уж сильно походило на возбуждение.

— А ты жадная, да? — усмехнулся он, скользнуврукой между ее ног.

Не прошло и пары минут, как Бьянка забилась в конвульсияхнаслаждения. Йен был доволен, потому что долго терпеть он не смог бы. Емунравилось наблюдать за Бьянкой, когда, приближаясь к апогею наслаждения, онашироко распахивала глаза. А из горла ее вырывались сладострастные стоны.

Пока Бьянка возилась со шнурками его лосин, Йен разрабатывалдальнейшую стратегию поведения. Ему пришло в голову, что чем дольше его плотьбудет находиться в ее лоне, тем быстрее он добьется от нее повиновения. Именнопо этой причине его возбужденное естество ринулось в дело, едва Бьянкаосвободила его из тесного плена одежды.

Откинувшись на бархатную подушку, Йен усадил Бьянку на себя.Когда его плоть полностью погрузилась в ее нежное лоно, Бьянка закрыла глаза истала выводить бедрами широкие круги. Йен держался руками за ее талию, егодвижения становились все стремительнее. Чувствуя, что вершина близка, он впоследний раз что было сил насадил Бьянку на свою плоть. Когда они достиглиоргазма, Бьянка услышала, как Йен в исступлении выкрикивает ее имя. И преждечем реальный мир на мгновение перестал существовать вокруг нее, Бьянка успелаподумать, что он впервые назвал ее по имени.

После двух часов плавания в водах Венеции, когда снова пошелдождь, Йен отдал приказ уставшим гондольерам отправляться домой. Один из нихуже представлял себе, как укладывается в свою теплую сухую кровать, а у другогоеще было одно важное дело. Он все думал, сколько получит за сообщение о том,как Йен проводил время в гондоле. Ему всегда платили одинаково, но на сей разон надеялся, что его подробное описание того, чем Бьянка с Йеном занимались вкаюте гондолы, будет оценено гораздо выше. Ему не было известно, сколько ещеслуг клюнуло на предложение того странного человека за деньги сообщать обовсем, что творится в доме, но его собственное жалованье сильно увеличилось стех пор, как он начал следить за хозяевами и подслушивать их разговоры.

Рычание тигра и крик осла не были бы столь неожиданными дляФоскари, как звук, который он услышал, выбираясь из гондолы.

— Ох, совсем забыла сказать тебе! — Бьянкавсплеснула руками и радостно улыбнулась. — Я наняла горничную.

— Ты решила, что вырастишь себе горничную из младенца?

— Нет, это плачет ребенок Марины. Тот самый, которому япомогла появиться на свет. Такой красивый мальчик. Его первое имя — Цезарь, авторое — Йен, в честь вас, милорд, — солгала Бьянка, надеясь смягчить гневграфа.

— Ты наняла горничную, которая только что родила? Этоже сущий бред! Она не сможет помогать тебе по крайней мере месяца два.

— Это не важно, — заметила Бьянка. —Вообще-то мне совсем не нужна горничная, просто мне хотелось переселить ее вместо получше, ведь после того, как ее дом взорвался, ей вообще негде жить.

— Да что ты? — язвительно проговорилФоскари. — А почему бы не привести в мой дом всех женщин, лишившихсякрова?

— Отличная мысль, милорд, — кивнула головоймолодая женщина. — Давайте так и сделаем. Думаю, завтра я смогу всеустроить.

Это было уже слишком! Бьянка упорно не хочет понимать егосарказма. Йен был вне себя. Бросив уничтожающий взгляд на красивую женщину,целью которой явно было разрушить весь уклад его жизни, Фоскари направился клестнице в тот самый миг, когда часы пробили двенадцать.