Неистовый - Л. Дж. Шэн Страница 27

– Перестань защищать свою сестру. – Папа провел рукой по лицу.

Каждый произнесенный им слог прожигал во мне дыру с силой лесного пожара. Прищурившись, он смотрел мне куда-то за спину, не в силах даже взглянуть на меня.

– Ты убиваешь маму и себя. А ведь у тебя появился парень, причем врач. Мужчина, который мог дать тебе все, в чем ты нуждалась.

– Даррен врач-ортопед. Его и врачом то в полной мере назвать нельзя. Он такой же врач, как Росс Геллер.

Да-да. Большинство моих культурных отсылок из сериала «Друзья». Засудите меня.

Но папе мое замечание не показалось смешным. На самом деле, он вообще никак на него не среагировал, а вместо этого взял сначала телефон, а затем упаковку табака, который жевал после ужина, собираясь уйти вслед за мамой.

– Ты поступила как настоящая эгоистка, расставшись с ним. Ведь продолжи вы отношения, тебе бы пришлось взглянуть в лицо своим проблемам, дорогая. Но ты никогда не умела этого делать, поэтому бросила школу медсестер, живешь в оплаченной квартире и работаешь официанткой в свои двадцать восемь лет. – Он глубоко вздохнул и закрыл глаза, словно собирался с силами, чтобы закончить свою речь. – Твоя сестра выходит замуж через неделю. И мы здесь собрались ради нее, но вновь все разговоры и переживания только о тебе. Твоей матери не нужно время. Ей нужна здоровая дочь.

– А как же «делай что хочешь», папочка? Как же «поступай как знаешь, главное, прислушивайся к здравому смыслу»?

Я вскочила на ноги, чувствуя, как каждая мышца на лице дрожит от гнева. У меня никого не было. Кроме Милли. Потому что остальные сразу же навешивали на меня ярлык «больная» или «слабая».

Папа покачал головой. Он был невысоким, худощавым мужчиной с мускулистым телом, полученным из-за каждодневной работы. Но сейчас казался большим и производил сильное впечатление.

– Ты уехала в Нью-Йорк в восемнадцать, Рози. А сейчас тебе двадцать восемь. Большинство твоих ровесников-мужчин уже хотят остепениться и завести семью. Но ты умудрилась бросить того, кто не только хотел пожертвовать этим ради тебя, но и действительно мог позаботиться о тебе. – Милли открыла рот, собираясь что-то сказать, но папа не дал ей произнести ни слова. – Она должна это услышать. И понимать, что не стоит привередничать.

А затем вышел из комнаты.

– Полагаю, самое время позволить тебе собрать осколки, – пробормотал Вишес и поцеловал Милли в макушку.

После чего тоже оставил нас. Двери закрылись с тихим щелчком, от которого у меня сильнее забилось сердце.

Сестра смотрела в свою тарелку, потирая бедра, как делала всегда, когда нервничала. Ее красивое платье с серебристыми звездами задралось до самых бедер.

– Прости, – наконец, выдавила она.

По крайней мере, она не стала успокаивать и утешать меня, как поступают обычно люди.

– Папа никогда раньше не грубил мне, – слова с таким трудом вырывались из горла, что я едва не давилась ими.

Мне требовался ингалятор. И поддержка родителей. И простые объятия. Милли подняла голову и встретилась со мной взглядом. В ее глазах читалась боль. Она тоже считала меня безнадежной. Просто не хотела давить, как это делали они.

А я, понимая, что мы остались одни, наконец дала волю слезам.

– Они любят тебя, – выдохнула она.

– А я люблю их, – парировала я.

Милли поднялась на ноги и разгладила свое платье.

– Я знаю, что ты не ожидаешь этого услышать от меня, но подумай о возвращении домой. Мне не хватает тебя, Козявочка Рози. Я до безумия скучаю по тебе. А папа и мама очень сильно переживают.

– За мое здоровье или за свою совесть? – Я уперла руки в бока и пристально посмотрела на нее. – Как давно ты об этом знаешь? Что папа верит, будто я глупее пробки, а мама ведет себя так, словно я нахожусь в камере смертников?

– Рози…

– Ты тоже считаешь меня не очень выгодной партией? – Я рассмеялась сквозь слезы. Господи, истерики не мой конек. – Что Даррен оказал мне большую услугу, решив встречаться с такой больной, как я?

– Конечно же ты выгодная партия! – воскликнула она.

Ну конечно. Просто не такая выгодная, как она.

Желание доказать, что она неправа, прожигало каждую клетку моего тела.

– Прошу, оставь меня одну.

Я опустилась на стул и, уперев локти в стол, спрятала лицо в ладонях.

Милли послушно вышла из комнаты.

А я закрыла глаза и позволила страданиям закружить меня в водовороте жалости к себе, после чего трижды ударилась головой о белоснежную скатерть.

Дерьмо. Дерьмо. Дерьмо.

Добро пожаловать в Тодос-Сантос, Рози.