Снова и снова - Сьюзен Джонсон Страница 27

Когда Саймон вернулся в свои апартаменты, он буквально сиял от радости.

– Сначала она отказалась наотрез. Ты был прав. Но…

– Она передумала, – закончил за хозяина Бруно, на миг отвлекшись от его охотничьих сапог, на которые старательно наводил лоск.

– Совершенно верно. Так что бросай все и готовь мне ванну. Я хочу быть на месте, когда она явится в гостиную. Ты же знаешь, какая она щепетильная на этот счёт.

– До обеда ещё два часа, – заметил старик, сверившись с часами.

– Я знаю. – Саймон решительно расстегнул свой камзол.

– Слушаюсь, сэр, ванну сию минуту, сэр.

Саймон явился в гостиную, обставленную в стиле тюдор, менее чем через полчаса, поспешно огляделся и не удержался от довольной улыбки. Отлично. Он явился первым. Он не желал давать Каро ни малейшего повода передумать, если вдруг она придёт первой и не застанет в гостиной ни одной живой души.

Джейн сказала, что аперитив подадут в восемь. Значит, у него будет достаточно времени, чтобы потолковать с Кэролайн по душам. Одному Господу было известно, говорила ли она всерьёз, когда намекала на смену партнёров в своей постели. Но если это и так, тем более необходимо заставить её отказаться от этой мысли. Конечно, действовать придётся только лаской. Она не смирится с приказом.

Чтобы скрасить ожидание, ему пришлось выпить целых три порции бренди. Если бы Саймону пришло в голову взглянуть на себя со стороны, он наверняка заметил бы, что успел изрядно опьянеть. Но за годы бурной жизни, полной самых невероятных приключений, он отвык заниматься подобной ерундой. Пожалуй, это был мудрый выбор для человека, любившего злоупотребить спиртным.

Наконец дверь отворилась, в комнату вошла Кэролайн, и он с радостной улыбкой поднялся ей навстречу.

– А я уже начал без тебя. Присаживайся у огня. Тебе бренди или шампанское?

– Бренди, если можно.

Конечно, она всегда предпочитала бренди. Он восстановил в памяти этот факт и обрадовался, словно сделал великое открытие.

– Ты прекрасно выглядишь.

Она гладко зачесала свои чудесные волосы и уложила их короной на голове. Низкое декольте открывало великолепные плечи, от одного вида которых у Саймона захватило дух. Корсаж украшала небольшая брошь в виде камеи, показавшаяся Саймону смутно знакомой. Её туалет выглядел роскошно, хотя и был не новым. Кто-то явно не пожалел денег, чтобы приобрести это платье. Его улыбка застыла от таких мыслей.

– Что-то не так? – Она не спеша подошла к нему вплотную.

– Нет, нет… Я просто засмотрелся на твоё платье. «И на изящное покачиванье твоих бёдер».

– Оно досталось мне в наследство от подруги в Брюсселе. Боюсь, платье успело давно выйти из моды. Но мне всегда нравился бархат из Генуи. – И она провела пальцами по лазурной ткани.

– Оно прекрасно. – От его злости не осталось и следа. – У твоей подруги превосходный вкус.

– Да. Она, как и я, жила когда-то в совсем ином мире. Она скончалась незадолго до того, как я вернулась в Англию,

– Прости. Честное слово, Каро, я хочу, чтобы ты простила меня… за все. Я должен был прийти к тебе на помощь. И я до сих пор хочу тебе помочь.

– Не начинай, Саймон. – Она уселась в поданное ей кресло и подняла на него улыбчивый взгляд: – Я не меньше тебя ценю свою свободу. А уж кому, как не тебе, понимать, что значит свобода. Стало быть, – решительно произнесла она, – что было, то прошло. Кажется, мы собирались обсуждать политику?

– Мы можем обсуждать всё, что тебе будет угодно. – Он отправился к столику с напитками.

– Обожаю, когда ты не перечишь мне на каждом слове.

– Разве я так часто с тобой спорю?

– Да, конечно.

– А теперь кто норовит затеять спор? – Он поднял вопросительный взгляд от графина с бренди.

– Сегодня я не собиралась спорить. Я просто хочу получить удовольствие от бокала бренди и твоего общества.

Саймон взял со стола два полных бокала и пересёк разделявшее их небольшое пространство.

– Когда ты становишься такой покорной, я теряюсь от неожиданности.

– Даже у меня бывают минуты смирения, милый. – Она протянула руку за своим бокалом. – Ты наверняка должен это помнить.

Её покладистость могла разбудить в нём радость или тревогу, в зависимости от того, собирался ли он ей доверять. Если речь шла о минутах кротости, ему действительно было что вспомнить. Он подал ей бренди и улыбнулся:

– За наши чудесные воспоминания.

– И за свободу. – Она приподняла свой бокал.

– Свобода! – подхватил он, отсалютовав бокалом и внезапно подумав: а так ли уж важна для него эта самая свобода? Но даже те чувства, что будило в нём общество Кэролайн, не смогли пересилить привычный страх перед ответственностью, и, когда он снова заговорил через секунду, его голос звучал совершенно равнодушно. – Похоже, за границей ты успела проникнуться духом свободолюбия, – заметил он, присаживаясь напротив. – Свобода, равенство, братство?

– Всё, что попрал Наполеон, пока рвался к абсолютной власти. Однако ты не можешь не признать, что это не пустые слова. – И она добавила с усмешкой; – Хотя ты всё равно никогда не согласишься. Ты же теперь цвет нации, один из самых высокородных герцогов, и должен быть опорой вековым традициям, не так ли?

– Я вовсе не так уверен, что могу считаться хранителем традиций. А ты, значит, успела встать на сторону радикалов?

– Мой бывший муж ответил бы утвердительно, хотя, по его понятиям, в радикализме можно обвинить любого, кто не поддерживает идею абсолютной монархии.

– Вы разошлись на почве политики?

– У нас было достаточно причин для развода. Но я ещё слишком мало выпила, чтобы спокойно обсуждать этот ад наяву.

– Чёрт побери, Каро. – Он подался вперёд. – Тебе достаточно было черкнуть два слова!

– Каких два слова? Приказать тебе немедленно выбраться из постели очередной красотки и спасти меня? Ты не смог бы спасти меня, Саймон. Ты себя-то спасти не можешь.